Ткань слетела, и мы вытянули шеи, чтобы разглядеть отражение. Но гладь оставалась тёмной и пустой. Без отражения совсем. Только потом, потихоньку, озаряясь изнутри, будто включался монитор, стала проступать всё та же Юля, разве что лет на десять постарше. Нет спущенных гольфов и юбочки-растопырки, нет подростковой угловатости, а есть дева в расцвете своей красоты. Лицо серьёзное, азиатски-неприступное, царственно-горделивое, и только по-прежнему хитрой искрой светятся за очками умные, вдумчивые глаза.
А ещё уши. Над головой отражения проступали лисьи уши, нарисованные карандашом. А из-за спины – кончик хвоста.
– Ня! – Юля взвизгнула и прыгнула Юлику на шею. – Кавай! – и больше ничего не могла от восторга сказать. Так впёрли её эти уши. И хвост, конечно, куда без хвоста. – Спасибо, спасибо, спасибо! – Она поцеловала его в обе щеки. – И вам, – кинулась к Цезарю. – И вам! – прыгнула было ко мне, но я отпрянула к стене, и она отступилась.
– Рад, рад. – Юлик стоял смущённый. – Теперь сертификат. Славочка, наберёшь?
– Фамилия какая? – бросаю как можно более противным голосом. Настоящая секретарша.
– Федотова.
– Данный сертификат на имя Федотовой Юлии Богдановны подтверждает, что счастье есть. Выдан на всю жизнь. Качество гарантировано, – зачитала я с распечатанного листа. – Юлий Вячеславович, распишитесь.
Юлик быстро подмахнул закорючку, торжественно бухнул печать «сертифицировано» и ловко вставил в рамку за стекло.
– Гарантия – пожизненно. Фирма веников не вяжет. Владейте, – вручил Юле.
– Ах, а деньги! – всплеснула она руками. – Погодите, я заплачу!
– Что вы, Юленька. Вы наш первый клиент. Вам стопроцентная скидка. Надеемся на вашу помощь в продвижении, так сказать, проекта. Пойдёмте, я вас провожу. Славочка, если кто меня спросит – я скоро, – крикнул от двери. Вышел. Вернулся, схватил со стола свою кепку, поклонился мне и вышел снова. Шаги на лестнице стихли.
– М-да… И давно это? – спрашиваю у Цезаря.
– С пятницы, госпожа. С половины шестого.
– А ты мне можешь это объяснить? С зеркалом.
– Фокусы, госпожа. Юликовы фокусы.
И тут я понимаю, чего не хватает для счастья мне.
Поднимаюсь и иду с чердака.
Мне нужен был варган, мне нужен был ключ от Леса. И я знала, где его достать, – Даша рассказала, где они продаются, а еще где обычно можно встретить её и Виксентия. Меня тогда удивило, насколько это близко от нашего чердака. Всего-то двор пересечь.
Что я и сделала: пересекла двор и спустилась в подвал соседнего здания. Здесь темно. После солнечного двора – выколи глаз. Но с порога ясно: многолюдно. Слышались голоса, удары в барабаны, то затухающие, то принимающиеся синхронно и в ритм. Пищали дудки. Равномерно и низко, как колокол, гудела медь. На звуки было легко ориентироваться.
Неосвещённый коридор повернул, и впереди прорезался свет. Там оказалась открытая дверь в небольшую комнату, забитую людьми и инструментами. По стенам висели бубны, на полках были расставлены огромные латунные чаши, в углах дремали тяжёлые даже на глаз трубы диджериду, в сеточках на потолке были подвешены флейты. Колокольчики, звенелочки, трещоточки, шумелочки – в несчитаном количестве.
Среди всего этого кругленький человечек в очках показывал троим ребятам бубен с прозрачной на свет кожей. Детей я узнала – старший Тимофей, младший Федя и Ира. Они были в тех же народных костюмах, что и при первой нашей встрече – или это у них униформа такая? Я постаралась скользнуть мимо незаметно. И они меня не узнали – или косы помогли, или так были увлечены инструментами. Мальчики держали барабаны, Ира – маленькую флейту без дырочек, но с ручкой, за которую из ствола вынимался поршень. Дудочка пищала тем выше, чем глубже вставлялся поршень.
– Слушай: та́ка-та-та́ка-та-та́ка, – говорил дядька и бил по бубну. Он держал его одной рукой и ударял пальцами. Бубен пел и звенел, крутясь на ладони, как живой. Ира смотрела во все глаза. Мальчики вступили дружно, попали в такт и повели красивую ритмическую картинку. Тут Ира дунула в флейту, резко выдернув поршень до конца, раздался противный громкий звук. Мальчики оборвали игру.
– Ира! – крикнул Федя. – Прямо в ухо! – и стал хлопать по уху ладошкой.
Она шкодливо смеялась.
– Ира, так нельзя, – сказал Тимофей более терпимо: среди взрослых он и сам старался выглядеть взрослым. – Тебя же Борис Ефимыч учил инструменты понимать.
– Это не инструмент, – насупилась Ира. – Это свистулька.
– Это инструмент. Почти тромбон. Маленький только. Дай сюда.
Он взял флейточку, покрутил её в руках, быстро сыграл на ней гамму, прислушиваясь, а потом выдал что-то незамысловатое и весёлое.
– Ай, молодца! – развёл руками дядька. – Сколько здесь работаю, никто на них играть не умеет.
– Наверное, никто просто не пробовал, – смущённо ответил Тимофей. – Это легко…
– Бом-м-м, – прогудело в этот момент в другом углу. – Бдзинь. Боммм…