Жити и нежити

– Ты что, всё знаешь?

– Я там была, – сказала я.

– Была? – Он немного помолчал. – Хорошо. Приедешь? У тебя фамилия как? Тебе пропуск сделают.

Пришлось выдумать себе фамилию.

Студия находилась в высотном здании. Тут были ещё радио и телеканалы, а нужное мне помещение – на верхнем этаже за двойной дверью. Над ней горела табличка «Запись. Не входить!», когда я подошла, и дверь не поддалась. Только когда надпись потухла, я смогла войти. В небольшом помещении, где звук тонул, как в подушке, сидел Айс. Звукорежиссёр заканчивал работу за пультом, музыканты в другой комнате, за толстыми стеклянными стенами, собирали инструменты. Айс не поздоровался со мной, зато Ём обрадовался, замахал рукой, быстро собрал свои дудки и вышел.

– Привет! – Он приобнял меня и чмокнул в щеку. Я заметила, как Айса передёрнуло. – О, ты косы расплела? Хочешь опростоволоситься? – Он посмеялся, а потом как-то нерешительно и нежно коснулся моих волос и сказал: – А тебе идёт.

– Ты закончил? – спросила я и поняла, что смутилась от этой нежности на людях.

– Не знаю ещё. Как начальник скажет. – Он обернулся на звукорежиссёра, но тот был занят и не ответил. – Но в любом случае пока перерыв. Мы можем выпить кофе.

Зазвонил его телефон.

– Да, – сказал Ём в трубку. – Да, привет. С ребятами поговорил, они не против. Нет-нет, мы уже всё обсудили, с условиями согласны. Ага. Ага. Ну, если палатка будет, совсем замечательно. И еда. Тем более. – Он рассмеялся. – О’кей, я Айсу скажу, он райдер вышлет. Да. Да. Замётано. Вечером жду машину. До связи.

И он нажал отбой. Мы с Айсом одинаковыми глазами следили за ним, пока он разговаривал, и, когда он закончил, Айс сказал:

– Ты моё мнение вообще перестал принимать во внимание, да?

– Мы же с тобой всё обговорили, – ответил Ём, заметно морщась.

– Никакой райдер я высылать не стану. Я уже сказал: я категорически против бесплатных опен-эйров. Тебе что, хочется всё похерить, чего мы добились?

– Не хочешь – не высылай, я сам вышлю, у меня есть. Только прекрати жадничать, один раз бесплатно сыграем, от нас не убудет. И ребятам хочется на природу. Там речка, воздух… Нам всем отдохнуть надо.

– Да при чём тут деньги! – взвился Айс. – Мы же вчера решили: больше никаких открытых площадок. Решили? А сегодня ты соглашаешься играть – и где? Где даже охраны нормальной не будет! Ты не понимаешь, что ли, что там тебе защиты обеспечить нельзя. Не будет ведь бодигард перед тобой на сцене прыгать!

– Успокойся. – Ём слушал его со скучающим видом. Музыканты вышли из студии, косились на них, хотя не понимали, конечно, ни слова. – Мы с тобой всё обсудили, давай не будем. Ничего не случится, я тебе гарантирую.

– О какой гарантии ты говоришь? Вчера – разве кто-то мог такое предположить? Или тебе хочется сыграть в Джона Леннона?

– Айс, ты загнался, – бросил Ём коротко, а лицо его ожесточилось.

– Скажи мне тогда, для чего тебе это нужно? Фестиваль какой-то вшивый. Тебе мало концертов, которые я делаю? Мало влюблённых девиц? Погоди, будет больше. Дай срок.

– Нет, Айс. Это не ради того. Я для себя собираюсь там играть, – отвечал Ём серьёзно.

– Вот об этом забудь. С того момента, как ты согласился работать со мной, всё, что ты делаешь, ты делаешь для них, – он махнул куда-то в сторону, за стены студии. – Им, конечно, плевать, где ты играешь, хоть в метро. Но ты пойми – в метро тебя никто слушать не станет. И не узнает, что ты хороший музыкант. Будь ты хоть Паганини. Так что хочешь быть хорошим музыкантом – слушайся меня.

Ём сморщился, как от зубной боли.

– Если всё так, как ты говоришь, то им нужен не я, а ты, – сказал он. – И вообще, тут больше не о чем разговаривать. Меня позвали. Я согласился. Это на три дня. Можешь вычесть у нас как выходные. Ребята, я вниз, кофе пить. Кто со мной? – обратился он к музыкантам по-английски. Они закивали и пошли к двери. Им явно хотелось побыстрей уйти от Айса.

– Погоди, я Егора вызову, – сказал тот и стал набирать номер на телефоне у двери – связываться с охраной, как я поняла.

– Он нас внизу найдёт, – сказал Ём, и мы вышли.

Пока ждали лифт и спускались, Ём представил меня. Все вежливо покивали, глядя с гораздо большим любопытством, чем желали бы показать это. А после стали расспрашивать про Айса, что происходит и будет ли Ём продолжать с ним работать.

– Это просто нервы, – говорил Ём. – Конечно, мы будем работать. Он перенервничал.

– Оно понятно, у всех нервы, – сказал барабанщик. – У меня до сих пор в ухе стреляет. У меня так всякий раз – когда понервничаю, стреляет в ухе.

– А, так вот кто палил вчера – твоё ухо! – засмеялся гитарист. Это был невысокий, лысый дядька с очень подвижным лицом, старший в команде. Все посмеялись.

– Я думаю, ты прав, – сказал Ёму духовик, самый из них спокойный и вдумчивый. – Лучше сразу дать понять такому человеку, что у нас есть свои интересы. Только не надо доводить до конфликта.

– Не будет конфликта, – заверил Ём.

– А как вы сейчас друг на друга орали? – удивился басист. – Это нормально?

– Ты же знаешь, русские – как итальянцы, они не умеют говорить спокойно, – пошутил Ём.