Житие архиерейского служки

За обедом сидели хозяин с любовницей Парашей, женщиной ветреной и не грубого свойства.

После обеда княжий слуга Никашка играл на гуслях, а Параша пела, и тут Добрынин показал все свое дарование и архиерейскую науку и пел и по слуху и по ноте.

После обеда Луцевин лег спать.

Но Добрынин, как человек практикованный, вином не был свален и пошел гулять в сосновый лес у города, прошелся по берегам Друци и Днепра.

Речной ветер обдул хмель.

В шесть часов Добрынин, ясный, как стеклышко, был у Вязмитинова.

Вязмитинов, человек уже пожилой, в костюме степенном, принял Добрынина и благосклонно сказал:

– Люди нам надобны, мы край русскими, так сказать, заселяем. Но места при мне нет никакого, кроме одного сторублевого. Если нужен вам более чин, чем жалованье, я обещаю это место вам попросить.

«Первым счастьем не бракуй», – подумал Добрынин и ответил с поклоном, столь низким, сколько позволяет человеческое сложение:

– Известно вашему высокоблагородию, что человек без чина в России почти что человек без души. Если будет ваша ко мне милость, я другого места не ищу.

– Ну ладно, напиши просьбу по форме.

– Позвольте, ваше благородие, после просьбы съездить в Могилев.

– Что тебе там делать?

– Познание губернского города необходимо при службе, да и приятеля мне нужно проводить.

– А что ты об нем суетишься? Слыхивал я, что он при молодости уже занимался ябедническими делами.

– Я этого не слышал, однако, может быть, и правда, а может быть, это и недоброжелательство. Он еще не устарел, и время научит его, как с людьми жить на земле.

Так говорил Добрынин, помня монастырское правило: «Не предавай с поспешностью».

– Все может быть, – сказал Вязмитинов. – Но поезжай в Могилев да привези мне оттуда ведро или два вишен, у нас их в этом году нет.

В десять часов утра просьба была подана, и воевода ее принял и, прочитав, сказал:

– Очень хорошо. Нам добрые люди надобны.

А в прошении было прописано Добрыниным почти по нечаянности, что происходит он из малороссийских дворян.

И опять пошли, побежали пестрые от теней новопосаженных березок белорусские дороги.

Запестрели сквозь белые березовые стволы белорусские поля.

В Могилеве обеды были дороги.

Город переполнен различного рода имущими службу молодыми людьми.

За обедом решили две вещи.

Первый пункт: выпить польского меда понемногу.

Мед этот сразу лишил приятелей ног, но не ясности головы.

Также решено было: Луцевину вступить на службу и при открытии наместничества искать местов не низких и не упускать случая в приобретении чинов, так как по здешним местам они люди ценные.

Луцевину на другой день повезло.

Назвал он вице-губернатора Воронина его превосходительством, и тот вспомнил родственников Луцевина и сразу на службу принял.

И разговора о дворянстве Луцевина так и не поднялось.

Кафедральный собор, на елизаветинские деньги построенный, был велик, бел и пуст.

Несмотря на праздничный день, была полна зато губернская канцелярия, она кишела множеством приказных и новопожалованных в обер-офицеры.

Новые позументы и пуговицы сияли.

Люди хохотали, шатались, как на рынке, посыпали пудреные волосы из песочниц и резвились всячески.

Луцевин поступил в эту ораву сразу и продвигался впоследствии с успехом, о чем, может быть, и будет упомянуто.

С некоторой грустью уезжал еще не пожалованный чином Добрынин из веселого Могилева.

Он не забыл купить два ведра вишен, насыпал их в бочонок.

Вот опять Рогачев, и крутая синагогальная крыша, и евреи в длинных сюртуках и белых чулках. Вот опять и речка, скучно впадающая в Днепр.

Вязмитинов принял Добрынина сперва с интересом.

– Ну-ка, покажи вишни, – сказал он.

Бочонок был представлен.

– Друг, – сказал Вязмитинов, – скупой, но умный, переложил бы вишни вишневым листом, и они бы в дороге не побились. Мудрый залил бы вишни французской водкой, а она продается в Могилеве по четыре рубля ведро. Неосторожный и нерадивый же привез вишни битые. Грустно мне, но тебе с чином придется подождать.

Служба, стихи и санки…

Вязмитинов, в чин Добрынина не произведя, уехал в Рыльск к отцу гостить.

Остался Гавриил один в канцелярии; канцелярия была в избе, хозяин которой был переименован уже в канцелярского служителя.

В темной каморке, где стоял стол канцелярский, бегали еще не переименованные черные тараканы.

Замазавши и заклеивши все щели, особенно вокруг косяков, и забелив их, стал работать в этом приюте правосудия Добрынин не очень радостно.

В канцелярии был сундук, в сундуке – дела, не внесенные в опись.

Делать, в сущности говоря, было нечего. А у князя Горчакова Параша хорошо пела, гусляр играл, и первый раз в жизни Добрынин пел для себя, правда, за чужое, даровое вино.

Сюда часто приходил господин Шпынев, ученик славного Ломоносова. Он был человек необычной образованности.

И сам Добрынин различал ямбы от хореев, знал, что такое рифма долгая, богатая.

И только неполное знание мифологии удерживало его от сочинительства.

Но тут помогал приятелям славный мифологический словарь.

Шпынев же писал стихи без мифологии.

Здесь сочинялись стихи сатирические на разного рода людей в городе.