Житие архиерейского служки

И тут на стол сама поползла еще одна пятидесятирублевая бумажка.

Так разговаривая, просматривал Алеевцев губернаторские дела и вдруг, может быть, и для форсу, разодрал одно из губернаторских предложений.

Алеевцев поднял свои голубые и пьяные глаза и сказал:

– Тут спорное дело между камерной экспедицией и губернатором, и лучше приберечь Михаила Васильевича. А вы сейчас возьмите предложение в Рогачевскую провинциальную канцелярию и скажите там, чтобы написана была резолюция: «Представить рапортом в камерную экспедицию о вычете с вас в казну за чин». Вот и будет вид, что бумажка залежалась в регистрации и производство правильное. А я вас определю не в камерную экспедицию, а в казенную палату, к людям новым, к самому парижанину Полянскому.

Добрынин был рад радостью почти испуганной. Но назавтра приключилось происшествие.

Пришла бумага от Вязмитинова, что изумляется, для чего не едет Добрынин обратно к должности. Дело было соленое, потому что именем Вязмитинова Добрынин уже злоупотреблял.

Пришлось ехать в Рогачев. Тут оказалось, что Вязмитинов не очень рад новым позументам Добрынина.

Пришлось опять немножко пожать из себя масло. Сумма, которая была здесь заплачена, неизвестна.

Но тут пришла еще бумага от Алеевцева, чтобы прислан был находящийся при комиссарской канцелярии господин Добрынин как служащий казенной палаты.

Выехал Добрынин ночью и всю дорогу смотрел на звезды.

О парижанине, господине Полянском

Город был Могилев немалый. Был там господин Гамалея, правитель канцелярии, известный масон, но история его не уложится в этой книге; были там губернатором сперва граф Чернышев, а потом господин Пассек, а епископом Георгий Конисский.

Про Конисского будет еще говорено, поговорим о Пассеке.

Пассек был из тех лейб-гвардейцев, которые в смутный день возвели Екатерину на престол российский.

Был Пассек собою, как гвардеец истинный, высок. Имя ему Петр Богданович.

В заговоре считался одним из первых. Его пытались арестовать, и с того ареста начался переворот. За переворот получил он гвардии капитана, и двадцать четыре тысячи рублей, и село под Москвой, и мызу в Ревеле, а через год еще четыре тысячи рублей и по тысяче рублей ежегодно.

Был он потом губернатором Могилевского наместничества, а с 1771 года – генерал-губернатором Белоруссии, наместо графа Чернышева.

При нем-то и расцвел господин Полянский.

Полянский, дворянин казанский из средних, служил в Сибири, отличался исправностью, а в 1771 году, живя в Швейцарии в целях лучшего образования, подружился с Вольтером.

Он был из русских, влюбленных в парижскую Триумфальную арку.

Любил его сам Вольтер и писал о нем письма пресветлой Екатерине:

«…В пустыне моей теперь находится ваш подданный, г. Полянский, уроженец Казанского вашего царства. Не могу я его довольно выхвалить за его вежливость, благоразумие и признательность к милостям вашего императорского величества».

Во втором письме, от третьего декабря:

«…Г-н Полянский делает мне иногда честь своими посещениями. Он приводит нас в восхищение делаемым им описанием о великолепии двора вашего, о вашей снисходительности, о непрерывных ваших трудах и о множестве великих дел ваших, кои вы, так сказать, шутя производите. Словом: он приводит меня в отчаяние, что мне от роду без малого девяносто лет и что я потому не мог быть очевидным всего того свидетелем. Г. Полянский имеет чрезмерное желание увидеть Италию, где он мог бы более научиться служить вашему императорскому величеству, нежели в соседстве к Швейцарии и к Женеве. Он сколько очень умный, столько и очень добрый человек, коего сердце с истинным усердием привержено к вашему величеству».

На сие императрица отписала:

«…Господину Полянскому, принятому вами под ваше защищение, приказала я доставить деньги, потребные для его путешествия в Италию, и думаю, что он их в самый сей час получил».

В третьем письме, от одиннадцатого декабря 1772 года, Вольтер писал:

«…Я получил печальное известие, что тот Полянский, который, по воле вашей, путешествовал и которого я столько любил и почитал, возвратившись в Петербург, утонул в Неве. Если это правда, то я чрезмерно сожалею. Частные несчастья всегда будут случаться, но общее благополучие вы устраиваете».

И в четвертом письме, от третьего дня января 1773 года:

«…Г-н Полянский уведомляет меня, что он не утонул, как мне о том сказывали, но что он, напротив, в тихом пристанище и что ваше величество пожаловали его секретарем академии».

Вот кто был Полянский.

Не потонул господин Полянский, но были у него разные приключения.

Было у него в Москве любовное приключение, и увез он в карете чужую, господина Демидова, жену, и от погони полицейских отбивался шпагой, и за это, а также за дерзкие ответы был приговорен сенатом к тому, чтобы отрубили господину Полянскому предерзостную правую руку.

Но Екатерина-императрица была еще в то время женщина зауряд-молодая, подобно тому как в Могилеве были все чиновники зауряд-чиновниками, и показалось всемилостивейшей императрице делом это веселым и рыцарством, и Полянского она простила.