Житие Дон Кихота и Санчо по Мигелю де Сервантесу Сааведре, объяснённое и комментированное Мигелем де Унамуно

С тех пор как «Дон Кихот» был напечатан, издан и оказался в распоряжении всякого, кто возьмет его в руки и прочтет, книга уже принадлежит не Сервантесу, а всем, кто ее читает и воспринимает. Сервантес извлек Дон Кихота из души своего народа и из души всего Человечества и своей бессмертной книгой вернул эту душу своему народу и всему Человечеству. И с тех пор Дон Кихот и Санчо живут в душах читателей книги Сервантеса и даже в душах тех, кто никогда ее не читал. Едва ли сыщется какой‑либо мало–мальски образованный человек, у которого не было бы представления о Дон Кихоте и Санчо.

Не так давно немецкий ученый А. Калкхофф в интересной книге («Das Chris- tus Problem») вернулся к старому тезису, у которого всегда были сторонники, о том, что Христос из Назарета исторически не существовал,⁸ причем ученый аргументировал свою мысль — более или менее основательно или неосновательно — тем, что Евангелия, эти апокалиптические повествования, были составлены в Риме евреями–христианами и что Христос всего лишь символ христианской Церкви, зародившейся в недрах еврейских общин вследствие социально–экономического движения. Калкхофф добавляет, что для христиан это не имеет большого значения, потому что Христос не является историческим Иисусом, образ которого стремится восстановить во всей чистоте и исторической точности либеральная протестантская школа,⁹ каковую автор называет «теологией жизни Иисуса» («Leben Jesu Theologie»), а является этической и религиозной сущностью, которая жила и живет в коллективном сознании христианских народов, преобразуясь, укрепляясь и приспосабливаясь к нуждам разных времен.

Я привожу здесь эти сведения не потому, что принимаю теорию Калкхоффа, не для того, чтобы оспорить ее, — я ненавижу споры, они обычно становятся образцом дурной литературы и еще более дурной философии, — а только для того, чтобы прояснить то, что думаю относительно «Дон Кихота». Никому (кроме меня, впрочем) не придет в голову отстаивать всерьез мысль о том, что Дон Кихот действительно существовал и в самом деле совершил все то, о чем нам рассказывает Сервантес, но ведь верят почти все христиане, что Христос жил и сказал то, о чем повествуют Евангелия; можно и нужно, однако, считать, что Дон Кихот существовал и продолжает существовать, жил и продолжает жить жизнью, может быть, более интенсивной и более продуктивной, чем если бы он существовал и жил обычным, заурядным образом.

Каждое новое поколение добавляло что‑то к этому Дон Кихоту, он менялся и становился все значительнее. И это интереснее, чем всякие мелочи и пустяки, которые накопили в отношении «Дон Кихота» сервантисты–мазореты и им подобные; было бы интересно собрать различные суждения всевозможных писателей о том, как они понимают ламанчского идальго, различные их высказывания. В сотнях произведений действовал Дон Кихот и его заставляли говорить и делать то, чего он не делал и не говорил в сервантесовском тексте; при этом можно было бы создать образ Дон Кихота и вне книги о нем.¹⁰

И если бы Сервантес воскрес и вернулся в наш мир, он не имел бы никакого права протестовать против такого Дон Кихота, потому что его собственный — всего лишь одна из ипостасей Дон Кихота, отправная точка; это все равно как если бы мать, видя, что ее сыну выпадает судьба, о которой она и не помышляла, или же у нее отнимают его, вознамерилась бы вернуть его в детство, прижать снова к своей груди, кормить своим молоком, если уж нельзя вернуть его в собственное лоно. Сервантес дал миру Дон Кихота, а потом уже сам Дон Кихот должен позаботиться о своей жизни в нем; и хотя добрый дон Мигель полагал, что покончил с ним, и предал его земле, и представил нотариальное свидетельство о его смерти, чтобы никто не осмелился воскресить его и снова отправить в странствие, сам Дон Кихот воскресил себя, сам собою, и вот он шествует по земле и поступает на свой лад.

Сервантес написал свою книгу в Испании начала XVII в. и для Испании того времени; но Дон Кихот путешествовал и путешествует по всем странам мира вот уже в течение трех веков, которые прошли с тех пор. И так как Дон Кихот не мог быть в Англии XIX в., например, таким же, как в Испании XVII в., он изменился и преобразился там, доказав свою могущественную жизнеспособность и чрезвычайную реалистичность своей идеальной реальности.

Не что иное, как нищета духа, чтобы не сказать хуже, движет некоторыми нашими критиками, старающимися объявить «Дон Кихота» только литературным произведением — сколь бы ни было велико его значение, — и готовыми обрушить презрение, шутки и нападки на тех, кто ищет в книге более глубокий смысл, чем тот, что лежит на поверхности.