Житие Дон Кихота и Санчо по Мигелю де Сервантесу Сааведре, объяснённое и комментированное Мигелем де Унамуно

И подобно тому как есть пожизненные гении, — гении, являющиеся таковыми всю свою жизнь, кому удается в течение всей жизни оставаться посланниками и духовными рупорами своего народа, бывают гении временные, — гении, которые становятся таковыми в определенный момент своей жизни. Правда, длительность этого момента может быть разной и последствия геройского поступка тоже. И это должно служить утешением нам, смертным, созданным из самой что ни на есть обычной глины, когда мы обращаем взоры на тех, кто сотворен из тончайшего фарфора; ведь кто же не был, хоть на четверть часа, гением для своего народа, пусть даже этот народ всего лишь село с тремя сотнями жителей![75] Кто не был героем на день, а то и на пять минут! И благодаря этому, благодаря тому, что все мы можем стать гениями на время, даже если это длится какие‑то минуты, мы можем понять пожизненных гениев и полюбить их.

Так вот Сервантес был временным гением; и если он представляется нам абсолютным и постоянным гением, самым значительным из них, это потому, что книга, которую он написал в период своей гениальности, — творение не временное, но вечное. Герою одного дня, которому в день своего героизма дано ниспровергнуть огромную империю и таким образом изменить ход Истории, отведено в памяти людей место более прочное, чем место многих пожизненных гениев, которые не сокрушили никакой империи материальной. Вот, например, Колумб.¹² Разве это не герой одного периода?

Покуда Сервантес пребывал под крылом — в духовном смысле — своей родины, принимая от нее тепло материнства, у него в душе был зачат Дон Кихот, а вернее сказать, народ Сервантеса зачал у него в душе Дон Кихота; и как только Дон Кихот вышел в мир, народ покинул Сервантеса, и тот снова стал бедным странствующим сочинителем, оказавшимся во власти всех литературных передряг своего времени. Этим многое объясняется, и, среди прочего, слабость критического чутья у Сервантеса и нищета его литературных воззрений, что было отмечено еще Маколеем.¹³ Все литературно–критические суждения в «Дон Кихоте» до крайности скудоумны и убоги и свидетельствуют об истинном недуге, вызванном преизбытком усредненного здравого смысла.

И поразмыслите: как человек, столь благоразумный, столь напичканный усредненным здравомыслием и столь заурядный, смог породить Рыцаря, столь безумного и столь исполненного сугубо индивидуального здравомыслия? Чтобы воплотить в персонаже все, что есть великого и вечного в его народе, у Сервантеса была всего лишь одна возможность — вывести этого персонажа безумцем. Ведь когда самая сущностная сущность, скрытая внутри нас, все исконно человеческое, что дремлет в глубинах духовного нашего лона, прорывается наружу, громогласно выражая свои чаяния, — мы либо кажемся безумцами, либо прикидываемся ими, чтобы простился нам сей героический акт. Частенько писатели прибегают к иносказанию, под видом шутки говоря о том, что чувствуют всерьез, или выводят на сцену безумца, заставляя его говорить и делать то, что сами сделали бы или сказали охотно и вполне связно, если бы не жалкий наш удел, не стадное чувство, побуждающее людей душить все, что рвется на свободу из загона, откуда все мы хотим уйти, но не хватает нам на это ни мужества, ни дерзновения, ибо нас страшит смерть от голода, холода и жажды под открытым небом и без присмотра пастуха и пастушьего пса.

Сумейте разглядеть то, что есть гениального в Сервантесе и в чем состоит внутренняя связь между ним и его Дон Кихотом. И все это должно было бы побудить нас к тому, чтобы предпочесть кихотизм сервантизму и заниматься не столько Сервантесом, сколько Дон Кихотом. Единственно для того Бог послал в мир Сервантеса, чтобы он написал «Дон Кихота», и мне кажется, что мы лишь выиграли бы, если бы не знали имени автора и книга была бы анонимной, подобно «Романсеро»¹⁴ и, как многие из нас считают, «Илиаде».

Более того, я решусь написать очерк, где буду утверждать, что Дон Кихот существовал, а Сервантес — нет. И поскольку Сервантес уже не существует, а Дон Кихот живет себе и живет, мы все должны будем оставить мертвого и идти с живым, покинуть Сервантеса и пойти с Дон Кихотом.