Житие гриффиндорки

— Интересная семья, — вздохнула девочка, воров не переваривавшая.

— Не то слово, — заметил товарищ прапорщик, стягивая с подоконника большую банку с непривычно выглядящими фунтами. — Цены денег обычного мира он не знает, ворует, видимо, по привычке.

— Или клептоман… — задумчиво сообщила Вера Митрофановна. — Ладно, что тут с бумажками?

— Четыре с половиной тысячи, — ответил ей пересчитавший деньги Сашка. — Даже в наше время это было очень серьезно…

— Здесь закопана какая-то собака,[5] — проговорила девочка. — Слушай мою команду! Берем бабло[6] и топаем к нормальным людям. Хоть белье нормальное купим, одежду и продукты питания. Мы — молодые растущие организмы, нам нужны овощи, фрукты, мясо, наконец!

— На мясо можно братцев порубить, — заметил отчего-то кровожадный сегодня мальчишка. — Или на рагу…

— Вронский, не зли меня, — предупредила Вера Митрофановна, ища хоть что-то приличное, во что можно одеть ее нынешнюю тушку. Девочка подозревала, по какой причине белья ей не полагалось, но думать об этом не хотела, только проверив свою девственность на всякий случай. — Пошли давай.

Странно, но в доме совсем никто не заинтересовался вопросом: «куда это почапали двое младших детей?», проводив их равнодушными глазами. Сначала Сашка хотел двинуться к камину, но потом кое-что вспомнил и увлек свою «сестру» на улицу. Как-то сориентировавшись, он целеустремленно вел за собой Веру Митрофановну в одном ему известном направлении, пока вдали не замаячила какая-то шахматная фигура.

* * *

— Саша… — прошептала Вера Митрофановна, увидев девочку, визуально одного с ней возраста, но… Белые, давно не мытые волосы, бледная кожа, какой-то плащ, здесь называемый мантией, в качестве одежды, как потом оказалось — единственной. Глаза чуть навыкате смотрели, казалось, сквозь людей, а вся поза ребенка выражала полную безнадежность. — Что это, Саша? — не слушая ответа прапорщика, Вера рванулась к этому ребенку, чтобы обнять, согреть, дать свое тепло. За свою долгую жизнь товарищ капитан видела таких детей, малышей в таком состоянии — потерявших все, даже себя.

— Это Луна Лавгуд, — сообщил товарищ Вронский, тяжело вздохнув. — Года полтора-два назад у нее на глазах погибла мама, — объяснил он. — Отцу свернуло башню, а она…

— А она потерялась, — закончила обнимавшая ребенка Вера. — Пойдешь с нами, малышка? — тихо спросила она неожиданно расплакавшуюся Луну.

— Помощь ребенку, как ты понимаешь, не оказывалась, — произнес Сашка, боровшийся с желанием обнять этих девочек, даже несмотря на то, что одна из них была значительно старше по званию. — М-м-магический Мир, коромыслом его о забор!

— Сейчас мы пойдем к Лунушке домой, — Вера Митрофановна говорила очень мягко и ласково. — Помоем мою хорошую, — молчаливая девочка только кивала. — А потом гулять пойдем… Что за звери эти маги…

— Да… — прошептала Луна. — Ты теплая и совсем другая… И Рон другой… Вы теплые… — она опять заплакала.

Вера переглянулась с Сашей, двинувшись к дому. Ничего говорить не надо было, поэтому, найдя причудливо выглядящую ванную комнату, рыжая девочка избавила свою белокурую пациентку от единственной одежды, что та, кажется, даже не заметила, и принялась отмывать. Вода нагрелась до комфортной температуры сама собой, поэтому проблемой не была. Проблемой были странные следы по всему телу, больше похожие на ушибы. Где-то Вера о таком слышала, но сейчас пока не могла вспомнить где. А Сашка пошел к тому, кто выглядел мужчиной, правда, судя по всему, только внешне.

Через несколько минут вынырнувший из самосозерцания Ксено Лавгуд, которому было очень больно, хотя соседский мальчишка держал его всего двумя пальцами, внимательно слушал то, что ему говорил Сашка, сейчас на мальчишку совсем непохожий. Вронскому хотелось выматериться, но сейчас нужно было довести до того, что мистер Лавгуд считал мозгом, простую истину — у него ребенок!

— Слушай сюда, чмо,[7] — товарищ прапорщик говорил жестко, хотелось просто вмазать так, чтобы не встал. — Ты чуть не уморил свою дочь. Если ты, головка от… — мальчик вдохнул-выдохнул, чуть успокоился и продолжил. — Если ты продолжишь в том же духе, девчонка умрет. Или ее в Хогвартсе забьют, или она просто не сможет жить. Потому ты мне сейчас дашь клятву всем, что тебе дорого, «душара»,[8] понял?

— Понял, — медленно произнес Ксено, медленно приходя в себя. В первый момент мужчина хотел отбросить рыжего подальше, но стало больно так, что в глазах потемнело, поэтому пришлось давать клятву, повторяя за этим странным мальчиком, не оговорившим безопасность для себя, зато закрепившим заботу о Луне. Будучи отпущенным, мужчина уже хотел приложить много возомнившего о себе пацана чем-нибудь покрепче, но затем задумался. — Ты сказал о Хогвартсе… Но до школы же еще далеко?

— Ваша жена погибла два года назад, — припечатал Сашка, и мир Ксено рухнул, потому что мужчина этих двух лет совсем не помнил, понимая теперь, почему с ним обошлись именно так.