Ходила я к диакону Филиппу с 1951 года. Принимал он меня хорошо и всегда был со мной добрым. Была я беременна, и меня волновал вопрос: делать аборт или нет. Пришла я к диакону Филиппу, а он мне говорит: «Возьми ящик из под спичек и занеси в келию». А ящик тот был большой. Я и говорю ему, что одна я его не занесу. Он сказал, чтобы я занесла ящик с какой-нибудь женщиной вдвоём. Занесли мы тот ящик, а в ящике что-то пищало. Сидевшие в келье женщины уже знали, к чему он попросил это сделать, и спрашивают: «Кто из вас беременная? ». Я ответила, что я. Они мне пояснили, что рожу я ребёнка и кроватку занесу в квартиру. А я не поверила и задала дедушке тот же вопрос. А он мне отвечает: «Если только сделаешь аборт, то будет тебе вечная тьма; останешься без ног или без глаз». Послушалась я совета диакона Филиппа и родила сына в «рубашке». Через два месяца окрестили ребёнка, а потом молитву пошла брать. Взяла молитву и решила заехать к диакону Филиппу. Когда я зашла к нему, он читал Евангелие, но произнёс: «Мария родила сына, дайте место ей». Мне уступили место, я села. Он дочитал Евангелие. После этого я еще немного посидела, затем он меня благословил, и я пошла домой. Через пять месяцев мой сожитель перестал мне давать деньги на сына, и я поехала к диакону Филиппу за советом. Он мне сказал так: «Дайте ей бутылку. Возьми воды из колонки и поезжай домой». А я не послушала его. Зашла к знакомой, ребёнка перепеленала у неё и только тогда поехала домой. Приезжаю, а мне говорят: «Твой сожитель бегал, искал тебя, спрашивал у всех соседей». С тех пор он ко мне больше не приходил и денег не приносил. Поехала я снова с ребёнком к диакону Филиппу. Захожу во двор, а там стоят женщины, и он стоит вместе с ними. Берёт он большую палку и говорит: «Иди, скот непокаянный!». А я плачу, не ухожу, стою на месте. Люди, стоявшие с ним, ушли, а когда, я и не заметила, потому что плакала. Отец Филипп говорит: «Пойдём в келию, клади ребёнка и садись кушать». Сели мы прямо на пол, покушали, потом я у него спрашиваю: «А как же теперь мне жить?». А он отвечает: «О таком не жалей». Я попросила разрешения вымыть посуду. Он разрешил. Я посуду помыла, а ложки положила беспорядочно. Диакон Филипп говорит: «Не клади ложки вверх той стороной, которой кушать будешь, а наоборот». Почему? Я не знаю. У диакона Филиппа почти все слова — притчи, только догадайся: к чему и зачем.
Снится мне сон, что диакон Филипп умер. Когда пришла с работы, взяла сынишку (ему было уже восемь лет) и поехала к диакону Филиппу. Заходим. Он в доме, лежит. Увидел меня и говорит:
Чого ти пршхала так тзно?
Сон мне приснился, что вы умерли.
Hi, поки ще я живий.
Он дал нам булочку, и мы пошли домой. Такой он был человек, всегда что-нибудь давал.
Один раз пришла я к диакону Филиппу проведать его. А людей набилось полная келия. А он и говорит: «Прийде время, люди будуть i3 Луганська уиезжать, i буде поезд кричать (пальцем указал на железнодорожный вокзал, а потом на меня пальцем), а ти бижи подимай руки i кричи: i я такая!». Как я понимаю, сказано это было о «последних днях».
* * *
Ковалёва Александра Антоновна, г. Луганск
Знала я диакона Филиппа очень давно и много раз ходила к нему. Однажды мы пришли с мамой и ее сестрой к не му, когда мне было четыре года. А у него людей — огромное количество. Зашли в келию, а он и говорит маминой сестре: «Що, i тут роботу знайшла, работа дуракив любе». А потом добавил: «Навариь каши». Когда принесли ему сваренную кашу, он говорит моей маме: «иди, iш 3i мною кашу!». А мама: «Я ж не хочу исти». «иш, иш, — говорит дедушка, — ну що, погана каша? Наплодила багато ддтей, а ума ш не дала». А у нас действительно мой старший брат сидел в тюрьме ни за что. Мама стала его спрашивать о том, что делать, чтобы быстрее его выпустили. Диакон Филипп ответил: « Евреям багато грошей треба, вин i сам скоро прийде». Как он сказал, так и получилось. В скорости брата выпустили из тюрьмы. Особо заботился отец Филипп о людях, находящихся в тюрьме. Он давал мне часто поручения, чтобы я собирала узелки и сумки с едой, носила в тюрьму. При этом часто пояснял: «Передай у камеру велику, та давай ще тим, хто прийшов провцгувати з малою сумкою». Я так и делала, только те, которые были с большими сумками, на удивление у меня просили чеснок, которого в то время у меня было много. 1947-50 годы были голодными, кушать было нечего. Все ездили туда, где были хлеб и какая-то пища — меняли одежду на еду. Но ездить было опасно: не пускали на поезд, требовали пропуск.