Житие Иса. Апокриф

Учитель отвернулся, чтобы не видеть ног, торчащих из-под камней, и там, дальше, еще шевелящегося вала, перегородившего русло высохшего ручья. Оттуда четверо воинов на двух копьях, связанных, как носилки, плащами, несли десятника — начальника поста.

— Не стал парень сотником, — вздохнул Улук, салютуя носилкам.

И снова вошел в дело:

— Доложить потери, собрать оружие, лошадей и верблюдов! Понимаю, Учитель, грязное это дело, но кому-то нужно дерьмо выгребать, — добавил он, сочувственно посмотрев на Иса.

— Никогда не думал, что окажусь в ассенизационном обозе истории. Пошли в тень, там и доклады выслушаем.

— Наших убитых двое, раненых — пять, — доложил Куг, когда Улук с Учителем отошли от места побоища, — из храмовых стражей успели ускакать трое, одного, уже издали, сняли стрелой. Догонять бесполезно — кони хороши, да и скачут, обезумев от страха, как коням ноги не переломали — не пойму.

— Пленные?

— Нет. Дорвались ребята. Одного только вытащили из-под верблюда — ему повезло, был без оружия.

— Веди сюда.

— Эй, парни, того плюгавого в черном волоките сюда!

Приволокли. Увидев происшедшее с отрядом, он впал в какое-то странное состояние, в котором весь мир казался нереальным. Когда его волокли, он не сопротивлялся — смотрел и не видел, как за его голыми пятками оставались борозды на песке, и даже не вздрагивал, когда ноги натыкались на острые камни.

— Приволокли, — отпустили руки Луса двое потных парней, предварительно развернув лазутчика лицом к Учителю и Улуку. И не поддерживаемый более, он повадился перед ними. Но здесь он вышел из транса и сообразил, что уж коли его в горячке не прирезали за компанию с любезными сердцу храмовыми стражами, то теперь с ним будут говорить. И от того, как он будет отвечать, зависит, вздернут его или нет.

— Великий Учитель, — начал он, не поднимаясь из пыли и следя по-собачьи за лицом Иса — он уже оправился от испуга, и весь вид его выражал преданность и покорность. Однако ноги целовать не лез — соображения у него хватало.

— Довольно, Лус, садись и расскажи, с чем пожаловал. Только не говори, что ты здесь случайно или на увеселительной прогулке. Садись, садись, мы тоже присядем, — добавил он, выбирая камень поудобнее. Рядом устроился Улук.

— Ты его знаешь? — удивился тот.

— Как же, я ему руку лечил, которую сломали ему за доносы. Тогда, на базаре, свернули бы ему и шею, не окажись я там. Ну, продолжай, — вновь повернулся он к присевшему на корточки в пыль Лусу — пересесть ближе в тень тот не решился.

— Истинно так, как говоришь ты. Доброе семя дает добрый колос. И не в бесплодную землю упали слова твои, — тон его был подобострастным, он словно что-то разглядывал внутри себя. И взгляд его уже не был собачьим, ожидающим милости от Иса. — Истинно так, — снова повторил он, собираясь с мыслями, — не на прогулке я был, Учитель. А сам верховный жрец и нечестивец-наместник послали меня найти тебя, все высмотреть и донести: где ты, сколько у тебя силы и как лучше тебя взять.

— На сук его! — крикнул Нави и, шагнув вперед, оказался рядом с лазутчиком.

Ис поднял руку, успокаивая телохранителя:

— Садись, возьми лист и веди протокол. И в этом порядок нужен.

Лус даже не повернул головы — теперь он знал, так просто его не повесят.

— Продолжай, Лус, нам помешали.

— Это все, что мне поручили.

— Но я же тебя знаю!

— Я мог прозреть, Учитель. Представь — твои семена дали добрые всходы.

— Что же, ты хочешь сказать…

— Нет, нет, Учитель, еще нет, — вдруг заторопился Лус, понимая шаткость своей позиции, — но я бы мог быть полезным.

— Чем?

— Может быть, мы поговорим наедине? — начал наглеть Лус.

— Улук и Нави знают все, что и я.

— Если я передам верховному жрецу, что сила твоя велика и…

— Ты намекаешь на союз против Империи? Сначала — вместе против них, а потом — разберемся с домашними делами? У тебя что, такое поручение, или это вольная импровизация для спасения шкуры?

— Нет у меня такого поручения, никто не знал, как силен ты. Но когда узнают… Жрецы тоже недовольны Империей! — говоря так, Лус почти верил сказанному.

— Они тебя продадут при первом же случае!

— Спокойно, Нави, это я знаю. И не религиозная распря у нас.

— Правда твоя, Учитель. Верховный жрец, лишившись права казнить и миловать, лишится и доходов — осмелевшие инакомыслящие денег в храм не понесут. И в этом ты прав, — опять вступил в разговор Нави.

В речи Луса появилось достоинство, словно он и впрямь кого-то представлял

— Я о другом. Увидев, что ты карающий меч в деснице Божьей, не воспримет ли и тебя верховный жрец как пророка или даже — сына Божия? И поклонится он тебе. А ты станешь во главе. Не союзником — господином. И твои сторонники, — добавил он, покосившись на Улука и Нави. — Ив храме ничего не надо менять. И все будут равны, как учишь ты, перед тобой. А там, на небесах, ты воздашь всем за земные муки.

— Да ты подкованный богослов, Лус. И великолепный провокатор!

— Истинно так, — вздохнул лазутчик, не поняв последнего слова. И поковырял землю большим пальцем правой ноги. Вид его был смиренным.