Житие маррана

— «Как ты прекрасна, как привлекательна, возлюбленная, твоею миловидностью! Этот стан твой похож на пальму, и груди твои — на виноградные кисти».

Исабель гладила мой лоб, подбородок, шею. Мы стояли обнявшись, овеянные магией Песни песней. Цветущая ветвь лавра колыхалась на ветру, приветствуя ночь любви.

Перед женитьбой я постарался сделать наше будущее жилище удобнее и просторнее. Расширил прихожую, побелил стены в спальне, добавил пару пристроек для прислуги. Купил стулья, два ковра и широкие полки. Повесил в столовой солидную люстру и всюду расставил подсвечники: пусть в доме будет больше света. Во дворе громоздились штабеля кирпича-сырца и груды камней — можно еще строить и строить, материала хватит.

Заручиться согласием дона Кристобаля было не слишком сложно, поскольку он тут же расставил точки над i: при всем уважении ко мне следовало сделать так, чтобы его любимая падчерица после замужества ни в чем не нуждалась. И свадьба состоится только в том случае, если я гарантирую, что на свои доходы и сейчас, и впредь смогу обеспечить семье безбедную жизнь. Незримая тень брата Хуана Баутисты Уреты стервятником реяла над нами. Под влиянием монастырского визитатора дон Кристобаль тянул с ответом, хотя прекрасно знал, что и жалование у меня вполне приличное — сто пятьдесят песо, и частные пациенты на гонорары не скупятся. Впрочем, возможно, он просто не был уверен, следует ли отдавать Исабель за нового христианина. Но в конце концов мы все-таки ударили по рукам и заключили договор, для подписания которого прибыли нотариус и трое свидетелей: капитан Педро де Вальдивия, брат Урета и капитан Хуан Авенданьо, родственник доньи Себастьяны.

Нотариус составил предлинный документ и прочел свой опус вслух; мы одобрительно переглянулись и поставили под ним подписи одним и тем же пером, которое по очереди торжественно вручал нам надутый чиновник. Текст начинался такими словами: «Я, врач Франсиско Мальдонадо да Сильва, проживающий в городе Сантьяго-де-Чили, перед всемилостивым Господом нашим Иисусом Христом и Пресвятой Богородицей обязуюсь взять в жены девицу Исабель Отаньес». И далее: «Доля, вносимая в приданое сеньором Кристобалем де ла Серда-и-Сотомайором, доктором права, судьей Королевской аудиенсии, равняется пятистам шестидесяти шести серебряным песо». Из них наличными невесте причиталось только двести пятьдесят песо, на остальную же сумму были приобретены предметы одежды и туалета, тщательно перечисленные въедливым крючкотвором: «Верхнее женское платье общей стоимостью сорок пять серебряных песо, шесть вышитых женских рубашек стоимостью сорок пять серебряных песо, нижние юбки из руанского узорчатого полотна стоимостью восемь серебряных песо, четыре новых простыни из руанского полотна стоимостью двадцать четыре песо, льняная нижняя юбка поношенная стоимостью восемь песо, четыре полотенца стоимостью один песо». И так далее в том же духе. Дон Кристобаль в убытке не остался. Договор гласил, что жених, то есть я, вносит триста песо единовременно и обязуется впоследствии увеличить свою долю до тысячи восьмисот песо. Если Исабель Отаньес овдовеет или брак по каким-то причинам будет прекращен, вышеозначенная сумма достанется ей. И наконец: «Подтверждаю свое полное согласие на передачу данных средств моей супруге. Дата и подпись».

Дома, после свадьбы, я вновь услаждал слух Исабель стихами из Песни песней, а потом долго любовался в полумраке лицом своей ненаглядной. Она спала, пышные волосы рассыпались по плечам, грудь тихо поднималась и опускалась. Ее близость наполняла душу радостью и верой в завтрашний день. Наконец-то мечта стала явью. Думая о грядущем счастье, я без устали обустраивал дом, перечитывал книги Руфи, Юдифи и Эсфири и мечтал: «Наша с Исабель семья будет мне наградой за все страдания. У нас родятся дети, и заживем мы в любви и согласии».

Церемония бракосочетания прошла скромно, как того требовали обстоятельства. Исабель была ревностной католичкой, и я уважал чувства супруги. Она, разумеется, ничего не знала о моей истинной вере. Ни в коем случае не следовало взваливать на ее хрупкие плечи груз этой тайны. Двуличие неизбежное, но увы, не слишком-то похвальное.

Однако, как говорил Маркос, иного выхода пока не предвиделось. Стремясь сохранить свободу, я, по злой иронии, должен был постоянно наступать себе на горло: любезничать с доном Кристобалем, осторожничать с братом Уретой и скрытничать перед собственной женой. Иными словами, пошел по стопам отца, хотя почему-то не сомневался, что сумею перехитрить судьбу. Ничего не скажешь, смелый вызов. А точнее, безрассудный.

104

Я получил еще одно письмо от Фелипы и Исабель. Сестры обдумали мое предложение, посовещались и решили перебраться в Чили. Они поздравляли меня с женитьбой, передавали приветы супруге и даже позволили себе неслыханное проявление чувств, написав, что скучают по мне.