Житие маррана

Каждого нового узника пытками и угрозами заставляют давать показания, и каждый португалец — да и любой человек, когда-либо живший в Португалии, — считается потенциальным преступником. Волна арестов захлестывает вице-королевство. Священный трибунал решает увеличить количество тюрем и, окрыленный успехом, шлет королю письма с жалобами на ненавистное соглашение 1610 года. «У нас связаны руки, — сетуют инквизиторы. — Мы не можем удерживать тех, кто хочет покинуть эти земли, и не имеем права в обязательном порядке требовать с них разрешение на выезд. Однако времена таковы, что инквизиция вынуждена идти на крайние меры и не выпускать людей, у которых данное разрешение отсутствует». Ничтоже сумняшеся они настаивают: «Ваше величество, велите министрам это соглашение пересмотреть, а то и вовсе переписать». Инквизиторы горды собой: «Иудеи расплодились сверх всякой меры, их необходимо переловить. Мы трудимся не зная устали. В тюрьмах яблоку негде упасть». Желание избежать преследований воспринимается как лицемерие: «Вероотступники прикидываются добрыми христианами. Кого ни схватишь, все обвешаны четками, ладанками, образками, подвязаны поясом блаженного Августина, шнурком святого Франциска, на многих надеты власяницы, а в руках плетки. Негодники знают назубок катехизис и молятся по четкам, а как раскусишь такого и спросишь, зачем иудею молитвы, он отвечает, мол, чтобы прикрыться ими, если попадешь в беду, вот как сейчас». Инквизиторы неоднократно упоминают в посланиях нового вице-короля, который, в отличие от своих злонравных предшественников, «охотно идет навстречу во всем, что ни попроси. Так не угодно ли Вашему Величеству передать Его Высочеству нашу благодарность, особенно за то, что приказал пехотинцам и кавалеристам нести по ночам дозор вокруг кварталов инквизиции»[97].

Среди тех, кого схватили во время первой облавы, была одна важная персона, пользовавшаяся в Городе Королей огромным уважением. Инквизиторы нанесли удар днем, в половине первого, когда на улицах царило обычное столпотворение. Офицеры расставили свои экипажи на всех углах, за какой-то час завершили операцию и потом рассказывали, что горожане онемели от изумления. Теперь глава еврейской общины Лимы дон Мануэль Баутиста Перес сидит прикованный к стене каменного мешка.

Франсиско слышал о нем еще в университете. И священнослужители, и миряне восхищались этим образованным и щедрым человеком, неустанно благодарили за пожертвования, а университет Сан-Маркос однажды даже устроил в его честь торжество, на котором присутствовали и преподаватели, и студенты. Мануэль Баутиста Перес много сделал для Лимы, снискав тем самым благорасположение вице-короля и городского совета, славился порядочностью и всегда вел себя как ревностный католик: исправно ходил к мессе, помогал устраивать праздник Тела Христова, причащался и исповедовался.

Тем не менее трибунал собрал показания тридцати сообщников, данные, разумеется, под пыткой, и обвиняемый во всем сознался. Да, он втайне иудействовал и возглавлял «преступную общину», члены которой считали его «оракулом еврейского народа» и называли кто старым капитаном, кто раввином. Мануэль Баутиста Перес проводил богослужения на верхнем этаже своего дома и обучал людей мертвому закону Моисея, но для прикрытия всегда держал на видном месте сочинения Отцов Церкви. Его хорошо знали, любили и уважали все единоверцы, в том числе и покойная Менсия де Луна.

Тюремная почта передает из камеры в камеру имя старого капитана. То, что он попал в когти инквизиции, — страшный удар, крушение всех надежд.

Франсиско срочно зовет охранников и сообщает, что решил прервать голодовку, а потому нуждается в пище. Иезуит Андрес Эрнандес и францисканец Алонсо Брисеньо радуются, считая это своей заслугой, и спешат доложить судьям, что неподдающийся наконец-то встал на путь исправления. Но инквизиторы по горло сыты выкрутасами Мальдонадо да Сильвы. До него ли сейчас, когда в сети угодила такая крупная дичь!

Раввина ведут в пыточную камеру, надеясь сломить волю старика. Пленный ступает так величаво, что тюремный смотритель не отваживается дергать за цепь. Палач, встретив горделивый взгляд Мануэля Баутисты Переса, опускает глаза и делает вид, будто рассматривает кандалы на его руках и ногах. Не дав жертве опомниться, ее волокут на дыбу и рвут суставы, но истязаемый теряет сознание, и пытку прекращают: губить столь ценный экземпляр нельзя ни в коем случае. Старого капитана относят в камеру и препоручают заботам врача.

Через несколько дней Франсиско узнает, что с раввином стряслась беда, но какая именно, тюремная почта не сообщает. А случилось вот что: Мануэль Баутиста Перес каким-то чудом ухитрился спрятать в чулке нож и, едва оправившись, попытался совершить самоубийство — нанес себе шесть ударов в живот и два в пах.

136