Житие маррана

Заключенный пытается встать, но не может. Все тело нестерпимо ломит.

Стражники отступают в сторону. Слуга вносит два стула и тут же удаляется. За ним выходят и тюремщики, поставив на пал фонарь и закрыв за собой дверь. Монах остается наедине с Франсиско.

— Добрый день.

В зыбком свете пленник видит, что доминиканец ему улыбается. Возможно ли такое? Неужели и здесь, в мрачных застенках, случаются чудеса?

17

Негритянка Каталина бежала по улице, обеими руками подхватив юбки. Франсиско заметил служанку с верхушки рожкового дерева и изумленно посмотрел на Лоренсо. Что это с ней? Несмотря на полное смятение чувств, Каталина все же объяснила молодому хозяину, что сеньора Альдонса зачем-то велела ему немедленно идти домой.

— А в чем дело? Что стряслось? — встревожился мальчик.

Бедняжка и сама не знала, только повторяла: «Там люди, люди!»

— Люди? Какие еще люди?

Вместе они помчались к дому.

У входной двери застыл солдат со стальным копьем и кожаным щитом в форме сердца. Он хотел было преградить Каталине и Франсиско путь, но потом решил не связываться со всякой мелюзгой и отвернулся. Во дворе толпилось человек десять, трое или четверо — в сутанах. У двери гостиной тоже стоял вооруженный часовой. Альдонса, низко опустив голову, бродила туда-сюда и судорожно мяла в руках белый платок; Фелипа и Исабель ни на шаг не отходили от матери. Увидев сына, она порывисто обняла его, прижала к груди и рассказала, что брат Бартоломе и Торибио Вальдес пришли уже не как гости, а как официальные лица, чтобы «именем инквизиции арестовать лиценциата Диего Нуньеса да Сильву». Вместе с ними явились солдаты короля и фамильяры инквизиции[18]. Арест, как и положено, производили в присутствии нотариуса, с которым и заперлись в гостиной.

— Его заберут, — всхлипывала Альдонса. — Заберут!

Франсиско кинулся было к отцу: нельзя оставлять папу, надо помочь, послушать, какие вопросы ему задают. Но часовой не пустил мальчика: всем, даже свите комиссара, следовало ждать снаружи.

Святая инквизиция обожала секретность. Франсиско составил компанию матери и сестрам, которые потерянно топтались у колодца, перебирая четки. Лоренсо, решительно откинув со лба челку, отправился выяснять, что происходит. При взгляде на суровых фамильяров у Франсиско перехватило горло; они переговаривались друг с другом и вид имели самый неприступный, как подобает чистокровным христианам, облеченным высокими полномочиями. До него долетали отдельные слова: марраны, мертвый закон Моисея, поветрие, ведовство, иудейство, убийцы Христа, шабаш, проклятый народ, очищение огнем, притворщики, новые христиане.

Мальчик пошел на задний двор и застал там Каталину. Служанка сидела на тюке грязного белья и горько плакала. От ее слез Франсиско стало еще страшнее за отца. Он вылез за ограду и забрался в тайное убежище, которое когда-то показал ему Маркос Брисуэла. В этом укромном зеленом гроте можно было прилечь и собраться с мыслями. Может, брат Бартоломе через несколько дней передумает, и тогда папу отпустят. А может, ночью ему удастся оседлать коня и скрыться. У капитана Вальдеса в стойле есть отличный скакун, самый резвый в городе, Лоренсо наверняка сумеет его увести. Он вернулся к Каталине и, ласково обхватив ладонями ее пухлые щеки, посмотрел в покрасневшие глаза.

— Мы спасем папу! — сказал маленький Франсиско.

И шепотом велел служанке собрать для беглеца еду и одежду. Потом шмыгнул в укрытие и очистил его от веток. Но, возвратившись в виноградный дворик, обнаружил, что допрос еще не закончился.

— А где Диего?

— Побежал за братом Исидро.

— В чем папу обвиняют? — в который раз спросила Исабель.

Альдонса вновь разрыдалась, прижимая к лицу платок. Она знала или по крайней мере догадывалась, однако вслух ничего произнести не смела.

— Отстань уже со своими вопросами! — звенящим от отчаяния голосом осадила сестру Фелипа.

Солдат, стороживший гостиную, шевельнулся. Свита комиссара немедленно сгрудилась у двери: фамильяры имели право узнать обо всем первыми, а потом разнести весть по городу. Но страж выставил копье, преградив любопытным путь, и они дружно попятились.

Вернулся Диего, хмурый и растерянный. Глаза его пылали гневом.

— Он сказал, что не пойдет, — выпалил старший сын.

— Не пойдет? — изумилась Альдонса.

— Говорит, что это бесполезно, что будет только хуже.

Брат Исидро не придет? — спросила Исабель, как и все остальные, не веря своим ушам.

— Он не инквизитор, даже не доминиканец, его участие все осложнит.

— Он бросил нас! — Исабель задрожала.

— Брат Исидро поступил благоразумно, — попыталась объяснить Альдонса. — Ему виднее.

— Как же, виднее! С его-то чертовыми глазищами! Гад пучеглазый! — закричал Диего.

— Сынок!