Житие маррана

— И все же, вопреки всем потрясениям, альхамы[35] дали миру не меньше блестящих астрономов, математиков, поэтов и врачей, чем в свое время подарили ему мусульманские эмираты на юге полуострова, — продолжал свой рассказ Севилья. Правда, некоторым светилам, достигшим небывалых высот, суждено было закатиться. Например, Самуил ѓа-Леви Абулафия, советник Педро Жестокого, короля Кастилии, равный славой самому Хасдаю. Об этом удивительном человеке евреи до сих пор говорят кто с восторгом, кто с содроганием, а некоторые вообще предпочли бы похоронить всякую память о нем, словно такого человека и на свете не было. Абулафия ухитрился привести в порядок расстроенные финансы королевства и завоевал благорасположение многих вельмож. На его средства в Толедо построили знаменитую синагогу дель Трансито, существующую и по сей день. На ее стенах еще можно различить надписи на иврите. Жил Абулафия в роскошном особняке, прозванном Дворцом Иудея. Однако политические интриги подорвали его авторитет. Верность талантливого казначея своему королю вызывала не только восхищение, но и ненависть: враги срывали ее на жителях еврейских кварталов, устраивая погромы, во время одного из которых погибло тысяча двести человек, в том числе и малые дети. В конце концов злопыхатели взяли верх, оговорили преданного советника, и король приказал заточить его в темницу и подвергнуть пыткам. Палачи вдоволь потешились, измываясь над опальным вельможей, и замучили несчастного до смерти.

Тем не менее этот эпизод истории, и без того полной драматических событий, не следует считать показательным. Со времен правления вестготских монархов народ был более склонен к веротерпимости, нежели к отвержению. Антиеврейские настроения укоренились на Пиренейском полуострове гораздо позже, чем в других частях Европы. Альхамы пользовались автономией, и документы тех времен свидетельствуют об их процветании. Развитие философии и духовного мышления привело к созданию удивительных произведений: именно в христианской Испании увидела свет книга, вызывающая у людей самые противоречивые чувства, — Зоѓар, или Книга сияния, сердце Каббалы.

— Ты когда-нибудь слышал о каббалистах, Франсиско?

Да, слышал: в тот памятный день, когда старший брат Диего сильно поранил ногу и отец, сидя у его постели, открыл сыну ошеломительную правду. На стержне испанского ключа виднелась гравировка, но не три лепестка и не три языка пламени, а первая буква слова «Шем», что означает «Имя». Каббалисты считают, что Имя обладает огромной силой, и верят, что с помощью букв можно проникнуть в тайны бытия.

В четырнадцатом столетии («Не так уж и давно, если учесть, что испанские евреи — народ с многовековой историей», — отметил Севилья) нетерпимость окончательно завладела сердцами христиан. Победу одержали безжалостные религиозные фанатики. Если вспыхивала эпидемия, вину сваливали на иудеев. Но зачастую сброд врывался в альхамы без всяких видимых причин, и начиналась беспощадная бойня, сопровождавшаяся грабежами. Появились монахи, которые проповедовали истребление иноверцев, иногда сами вели за собой толпу, подстрекая разорять синагоги, и оскверняли столы для чтения Торы, водружая на них статуи святых. Насильственные крещения воспринимались евреями как тяжкое оскорбление. Однако некоторые новообращенные настолько устрашились, что сами превратились в безжалостных гонителей, чтобы стереть всякую память о собственном происхождении. Яркий пример тому — бывший раввин Пабло де Сантамария; это им так восхищается Диего Лопес де Лисбоа. Его настоящее имя было красноречивее некуда: Соломон ѓа-Леви — ведь фамилию Леви носят священнослужители, потомки библейского колена Левия. Новообращенный занялся усердным изучением теологии и добился немалых успехов: сперва стал архидиаконом и настоятелем собора Севильи, потом епископом Картахены, а в конце концов и вовсе архиепископом Бургоса. Там-то он и сочинил произведение огромной подрывной силы: Scrutinio Scripturarum — «Исследование Священного Писания». Его стали именовать Павлом Бургосским, а книгу использовали в качестве руководства, помогавшего сокрушать доводы иудейских полемистов во время религиозных диспутов.

— Между прочим, экземпляры этого сочинения имеются и в Буэнос-Айресе, и в Кордове, и в Сантьяго. И, разумеется, в Потоси, в Куско и в Лиме, — вмешался в разговор Лопес. — Это главное оружие в руках фамильяров и комиссаров инквизиции. Грозное оружие, да. — Тут он кашлянул, как делал всегда, если разговор касался болезненной темы.

В год, когда насильственные крещения приобрели массовый характер, разъяренные толпы ворвались в альхаму Севильи и умертвили четыре тысячи мужчин, женщин и детей. Синагоги были разрушены или превращены в церкви. Несколько месяцев спустя подожгли еврейский квартал в Кордове, и в огне погибли сотни человек. Затем волна насилия захлестнула прекрасный Толедо и перекинулась на другие города Кастилии, а также на Валенсию, Барселону, Жерону, Лериду[36].

Франсиско завороженно слушал, впитывал, трепетал.

47