Житие маррана

— Эх, Франсиско, нет в язычестве ничего особенного. Просто глупая вера в то, что видят глаза и слышат уши. Сатанинские козни.

— Понимаешь ли, я идолопоклонства терпеть не могу, но верования индейцев меня почему-то не возмущают. Скорее… Как бы это сказать… Трогают, что ли.

— Да ты рехнулся! Что хорошего в бреднях наших дикарей?

— Хорошего нет ни капли. Но о чем-то таком они все же свидетельствуют.

— Только о непроходимой глупости.

— Вот смотри: индейцы перестали служить своим богам, когда инки утвердили культ Солнца. Потом перестали поклоняться Солнцу ради христианской религии, которую принесли мы. А теперь готовы отвергнуть Христа и возвратиться к истокам. — Франсиско говорил неуверенно, с трудом подбирая слова.

— Куда это ты клонишь?

— Сам не знаю, — он пожал плечами. — Возможно, вера в древних духов помогает им сохранить собственную суть. Собственную, а не навязанную другими.

— Какая еще суть может быть в камнях? — расхохотался Лоренсо.

— Не только в камнях, но и в горах, в деревьях. В земле их многострадальных предков. Через свои наивные верования индейцы выражают себя. Благодаря им ощущают свое достоинство. Боги оберегают их, ценят. Тогда как Христос оберегает и ценит только христиан. За что же индейцам любить его?

— Ты несешь полную чушь! Тебя даже слушать противно.

— Да я и сам еще не во всем разобрался.

— Выброси это из головы. — Лоренсо вытащил из-за пояса кнут и ткнул им Франсиско в бок. — Тоже мне, проповедник недоделанный! Нет, серьезно, заткнись. Подумай лучше о чем-нибудь приятном. О женщинах, например. И как приедем в Лиму, держи язык за зубами и не болтай чепухи.

С возвышенности друзья разглядели на горизонте синюю полоску: Тихий океан. И поняли, что вот-вот начнется их главное приключение.

Книга третья ЛЕВИТ В Городе Королей

60

Первыми, кого увидели Лоренсо Вальдес и Франсиско Мальдонадо да Сильва, въехав в Лиму с юга, были конные гвардейцы. Их статные скакуны, блестя золочеными заклепками на наборной сбруе, вздымали густые клубы пыли. Ощетинившись алебардами, под развевающимся знаменем, конница продвигалась к площади Пласа-де-Армас. Горожане, однако, не глазели на великолепное зрелище, а спешили поскорее унести ноги: гвардия направлялась к дворцу самого маркиза де Монтесклароса[47], чтобы сопровождать его высочество на прогулке, и горе тому, кто окажется на ее пути. Двуколки, запряженные мулами, торопливо сворачивали в переулки или в первые попавшиеся ворота. Лоренсо и Франсиско пристроились за всадниками, решив воспользоваться оказией и попасть в центр города, не плутая понапрасну. Гвардейцы свернули на улицу Эспадерос: там дымили кузни и звенели молоты, превращая стальные заготовки в клинки и роскошные эфесы. Готовые изделия красовались на щитах у дверей. Знатные идальго и дворянчики попроще, любовавшиеся оружием, неохотно уступали дорогу. Затем колонна повернула в переулок Петатерос, где повсюду громоздились пирамиды сундуков и сундучков, укладок и шкатулок, а потом и на широкую улицу Меркадерес, застроенную лавками, полными самого разнообразного добра: тканей, специй, красок, вин, башмаков, сафьяновых сапог, украшений, домашней утвари, масла, свечей, упряжи, шляп. Слуги поспешно убирали щиты с образцами товаров, чтобы бравые гвардейцы не зацепили их шпорами. Лоренсо не преминул воспользоваться суматохой и стащил с какого-то прилавка колоду карт.

Наконец всадники выехали на огромную площадь Пласа-де-Армас, где высился дворец вице-короля, снаружи довольно скромный, но внутри поражавший роскошью. Слева, на месте церквушки, построенной основателями Лимы, находился собор, а справа — городской совет. Повсюду: и в Ибатине, и в Сантьяго, и в Кордове, и в Сальте, — власть светская и власть церковная существовали бок о бок, но постоянно соперничали и старались друг друга потеснить.

Площадь буквально ослепила путников своим великолепием. Однако на ней проводились не только корриды и религиозные шествия, но также и аутодафе. «Здесь моего отца вернули в лоно церкви, — подумал Франсиско. — Что-то мне расхотелось в Кальяо».

— Эх, вот бы и меня взяли в гвардейцы! — мечтательно вздохнул Лоренсо, ощупывая в кармане краденые карты.

Сзади послышался грохот: какая-то двуколка въехала одним колесом в сточную канаву, проложенную посреди мостовой, и перевернулась. Следующая карета попыталась объехать ее, но зацепилась колесом за бронзовую подножку и застряла намертво. Улицу тут же запрудили экипажи всех видов и мастей, пассажиры которых сердито выглядывали из окошек и грозили кулаками. Двое офицеров, размахивая саблями, пробирались сквозь толпу. Отовсюду сбегались жадные до зрелищ идальго, разодетые в пух и прах: панталоны до колен, украшенные широкими подвязками, туфли на двойной подошве, чтобы не замочить ног, из петлицы на жилете свисают золотые цепочки с золотыми же зубочистками.

Франсиско отыскал доминиканскую обитель — именно там юноша должен был встретиться с братом Мануэлем Монтесом, к которому его направил комиссар инквизиции Бартоломе Дельгадо.