Читаем Житие мое 2003 полностью

— Я хочу умереть… — Неожиданно заявила Соня, глядя в пустоту перед собой. — Мне надоело это никчемное существование на зарплату, которую не платят…

— Умирать нынче дорого… — Отозвалась я, исправляя точку на запятую. С моей точки зрения, словарь от этого краше не стал. — У меня муж доски на днях покупал… семь штук, шлифованные… десять тысяч отдал… и то разве что на крышку хватит…

— Ты хочешь сказать, — неуверенно уточнила Наташа, — что он уже начал мастерить для тебя новый уютный домик?

— А не струганные тебя не устроят? — Поинтересовалась Катька.

— Можно выдолбить гроб из бревна… — Задумчиво протянула Олька.

— Идите вы все! — Обиделась я. — Муж прихожую делает…

— Прихожая с гробами — это оригинально. — Признала Катька.

Я прикинула расстояние до ее стула, но вставать и бить коллегу по голове словарем поленилась, и лишь сообщила ей о своем намерении, на что Катька в очередной раз пригрозила прикопать мои останки под дистиллятором в дальней комнате — в тщетной надежде, что из самого злого лаборанта может выйти добрый дух.

Разговор слегка оживился, пару минут мы добросовестно подсчитывали расход затрат на собственные похороны, включая оркестр, венки, бутылку водки кладбищенским работягам и бутербродик на тарелочке, что торжественно водружается на свежий холмик под венками.

— Слушайте! — Загробным голосом заинтриговала аудиторию Катька, обвела нас окончательно потухшим взглядом и мерно, без выражения зачитала вслух: «…пойти ночью на свежую могилу, взять три щепоти земли, кинуть через левое плечо и сказать: как он лежит хладен и недвижим, так чтобы и у меня не болело, не свербело…»

— Это от заикания? — Поинтересовалась я.

— Нет, от зубной боли… — Катька перелистнула страницу. — О, вот еще: «при бешенстве пить отвар дрока черного по семь стаканов в день, а когда через две недели по всему телу высыплют пузырьки с гнойным содержимым, проколоть их раскаленным шилом, приговаривая:…

Приговорить ей помешали — в комнату вошла начальница. Увидев умирающую лабораторию, она попыталась реанимировать ее строгим взглядом и грозным голосом, но, увы, достать подчиненных с того света оказалось не так-то просто. Мы лишь смотрели на нее гаснущими взорами, исполненными сострадания к самим себе, даже не пытаясь изобразить желание бесплатно трудиться на благо института. Начальница попыталась зайти с другой стороны, и поинтересовалась, что мы будет делать, если она, единственная трудяга в этой отдающей концы дыре, завтра, не дай бог, помрет.

— Похороним… — Равнодушно откликнулась я, тупо глядя в 117-ую страницу и решительно не помня, на чем я остановилась десять секунд назад.

— А потом?

— Отметим… — Печально вздохнула я. Начальница поняла, что труп коллектива давно остыл и уже коченеет, в связи с чем продолжать спасательные работы бесполезно. Отметив время смерти по наручным часам, она покорилась неумолимой судьбе и удалилась нас оплакивать.

— Ненавижу… — Сказала я в безответную пустоту монитора, имея в виду словарь, директора, начальницу, всех коллег и вообще весь этот опостылевший НИИ.

— Если долго сидеть на пороге дома, — утешила меня Катька, — то когда-нибудь мимо тебя пронесут труп твоего врага…

Мы как по команде уставилась в открытый проем. Вскорости в нем показалась уборщица, лениво шуровавшая шваброй. Заглянув в нашу лабораторию и попав под задумчивые, хищно выжидающие взгляды, она заметно смутилась и канула в Лету. Возможно, она канула куда-нибудь поближе, но нам было лень вставить и проверять.

— Ага, — мрачно сказала я, — вот сижу я тут… а мимо бесконечной вереницей плывут гробы… много гробов… перед первым несут портрет директора и недописанный иммунологический словарь тысячной правки, а за последним бежит безутешный Катькин крыс…

— Крыса не трожь, — чуть оживилась Катька, — он мне как сын родной… к этим тварям так привязываешься, никогда бы не подумала…

— Ага, — поддакнула я, — и когда они издыхают — жалко выбрасывать…

Катька поперхнулась чаем и только молча погрозила мне кулаком.

— Ну почему, можно набить чучело… — Робко утешила ее Олька. — Вот, например, наши кролики… такие были хорошенькие… пока не умерли…

Катька разразилась сатанинским смехом:

— Они не умерли… ты их убила! — Возопила она голосом экзальтированного негритянского проповедника.

— Они отдали жизни за науку… — Потупилась Олька.

— И что, они ей пригодились? — Поинтересовалась Соня. Олька только вздохнула, да так печально, что всем стало ясно — белорусская наука издохла еще раньше кроликов.

Катька перелистнула пару страниц и удивленно икнула:

— Лечение алкоголизма грибами, травами, насекомыми… В стакан с водкой положить несколько зеленых лесных клопов (водятся на малине) и дать больному выпить, не говоря о составе настоя…

— Ну-ну, — сказала я, — не заметить в стакане клопов может только законченный алкоголик.

Катя внимательно ознакомилась с последним параграфом, вздохнула и предложила:

— Давайте скинемся на бутылку.

— А клопов где возьмем?

Катька захлопнула книгу и швырнула ее на стол:

— Как раз к лету мы сопьемся, а тогда клопов будет сколько угодно!

Перейти на страницу:

Похожие книги

Кланы Америки
Кланы Америки

Геополитическая оперативная аналитика Константина Черемных отличается документальной насыщенностью и глубиной. Ведущий аналитик известного в России «Избор-ского клуба» считает, что сейчас происходит самоликвидация мирового авторитета США в результате конфликта американских кланов — «групп по интересам», расползания «скреп» стратегического аппарата Америки, а также яростного сопротивления «цивилизаций-мишеней».Анализируя этот процесс, динамично разворачивающийся на пространстве от Гонконга до Украины, от Каспия до Карибского региона, автор выстраивает неутешительный прогноз: продолжая катиться по дороге, описывающей нисходящую спираль, мир, после изнурительных кампаний в Сирии, а затем в Ливии, скатится — если сильные мира сего не спохватятся — к третьей и последней мировой войне, для которой в сердце Центразии — Афганистане — готовится поле боя.

Константин Анатольевич Черемных

Публицистика
1993. Расстрел «Белого дома»
1993. Расстрел «Белого дома»

Исполнилось 15 лет одной из самых страшных трагедий в новейшей истории России. 15 лет назад был расстрелян «Белый дом»…За минувшие годы о кровавом октябре 1993-го написаны целые библиотеки. Жаркие споры об истоках и причинах трагедии не стихают до сих пор. До сих пор сводят счеты люди, стоявшие по разные стороны баррикад, — те, кто защищал «Белый дом», и те, кто его расстреливал. Вспоминают, проклинают, оправдываются, лукавят, говорят об одном, намеренно умалчивают о другом… В этой разноголосице взаимоисключающих оценок и мнений тонут главные вопросы: на чьей стороне была тогда правда? кто поставил Россию на грань новой гражданской войны? считать ли октябрьские события «коммуно-фашистским мятежом», стихийным народным восстанием или заранее спланированной провокацией? можно ли было избежать кровопролития?Эта книга — ПЕРВОЕ ИСТОРИЧЕСКОЕ ИССЛЕДОВАНИЕ трагедии 1993 года. Изучив все доступные материалы, перепроверив показания участников и очевидцев, автор не только подробно, по часам и минутам, восстанавливает ход событий, но и дает глубокий анализ причин трагедии, вскрывает тайные пружины роковых решений и приходит к сенсационным выводам…

Александр Владимирович Островский

Публицистика / История / Образование и наука
Былое и думы
Былое и думы

Писатель, мыслитель, революционер, ученый, публицист, основатель русского бесцензурного книгопечатания, родоначальник политической эмиграции в России Александр Иванович Герцен (Искандер) почти шестнадцать лет работал над своим главным произведением – автобиографическим романом «Былое и думы». Сам автор называл эту книгу исповедью, «по поводу которой собрались… там-сям остановленные мысли из дум». Но в действительности, Герцен, проявив художественное дарование, глубину мысли, тонкий психологический анализ, создал настоящую энциклопедию, отражающую быт, нравы, общественную, литературную и политическую жизнь России середины ХIХ века.Роман «Былое и думы» – зеркало жизни человека и общества, – признан шедевром мировой мемуарной литературы.В книгу вошли избранные главы из романа.

Александр Иванович Герцен , Владимир Львович Гопман

Биографии и Мемуары / Публицистика / Проза / Классическая проза ХIX века / Русская классическая проза