Житие Одинокова

— А я и войти не мог в церкву. Дверь открыта, а войти некуда! Старые сидят, остальные стоят, — закидывая голову, чтоб не текли слёзы, говорил крепкий ещё старик с кустистыми бровями, небритый с неделю. Он хотел воевать. Но оружия не дали ему…

— Дети малые там, в церкве, и спали…

— Молилися, чтоб вы немцев из села выгнали…

— Спасение наше… Прибежище…

Тремя днями раньше немцы практически беспрепятственно заняли Яхрому. Стоявшая в городе рота, не имея даже ручных гранат, в беспорядке отошла на восточный берег канала. Утром немцы переехали по мосту через канал. Одна их колонна покатила вдоль канала на Дмитров как раз по тому шоссе, где накануне нёс охранение взвод Одинокова. Вторая колонна пошла на Перемилово. С того берега по селу били полевые гаубицы.

Отче наш, Иже еси на небесех! Да святится имя Твое, да приидет Царствие Твое, да будет воля Твоя, яко на небеси и на земли. Хлеб наш насущный даждь нам днесь; и остави нам долги наша, якоже и мы оставляем должникам нашим; и не введи нас во искушение, но избави нас от лукаваго.

1-я Ударная армия по-прежнему не имела приказа участвовать в боевых действиях. Наоборот, все получили приказ отойти на новые позиции во избежание окружения. Осталась одна артбатарея — перед Перемилово, прямо на линии наступления немцев — батарея лейтенанта Лермонтова, потомка поэта. По каким-то причинам ему приказ не передали. И он, со своими двумя пушками, принял бой.

Снега было много, мороз изрядный: немецкие танки шли в гору тяжело. Пушкари успевали перетаскивать свои орудия. В разгар боя били прямой наводкой, ведь между ними и врагом оставалось метров тридцать. Немцы, потеряв несколько танков и до сотни убитыми, прекратили атаку. Но погибли все артиллеристы, кроме самого Лермонтова.

Рота капитана Ежонкова перекрывала путь на юг, в сторону Москвы. Когда немцы ударили на них, огрызнулись огнём, потом до рукопашной дошло. Враг не прошёл.

Восточнее Перемилова немцев тоже остановили.

Но западную часть и центр села штурмовая группа немцев сумела взять. Отсюда десять танков и пехота двинулись к сёлам Костино и Ассаурово, чтобы дальше идти на Загорск. Оставшиеся в селе немцы подожгли три дома, сигнализируя своим о захвате населённого пункта, и закрепились в первых домах с южного края села.

Вышибли их за канал через два дня, попытались уж заодно сразу взять и Яхрому, однако не удалось… Но дел хватало и здесь: добивали прорвавшуюся группировку, а поскольку распоряжение о взрыве мостов содержалось в приказе Ставки, взорвали мост.

Скоро услыши мя, Господи, исчезе дух мой; не отврати лица Твоего от мене, и уподоблюся низходящим в ров. Слышану сотвори мне заутра милость Твою, яко на Тя уповах; скажи мне, Господи, путь, воньже пойду, яко к Тебе взях душу мою. Изми мя от враг моих, Господи, к Тебе прибегох. Научи мя творити волю Твою, яко Ты еси Бог мой…

Много было погибших, много раненых. Сначала хоронили, просто подорвав мёрзлую землю: сложили тела, засыпали землёй, отметили место. Полушубки, шапки, валенки снимали, чтобы передать пополнению. Новые-то бойцы, как было известно из опыта, приходили одетыми хуже, чем изначальный состав бригады.

А затем к организации похорон подключилась церковь.

Дело было так.

Во взводе Одинокова погибли шестеро, а среди раненых имелся один безнадёжный, Петров. Пока отправляли раненых и собирали убитых — их тогда складывали в южном конце села, — Петров попросил, чтобы взводный его соборовал. Везти его куда-либо на излечение было совершенно невозможно. Положили в избу.

— Не умею я соборовать, Петров, — посетовал Василий.

— Вы сможете, товарищ лейтенант, — прошептал Петров. — За вами сила…

— Я приведу батюшку, — вызвалась одна из местных жительниц. Батюшка, еле живой от усталости, пришёл, распорядился перенести тела к церкви, а сам подошёл к Василию.

— Красноармеец просит, чтоб я соборовал его, — объяснил Василий.

— Правильно, нельзя на суд Божий без напутствия.

— А я не умею.

— Я обряд проведу, а ты, сын Божий, у меня чтецом будешь.

Они пошли в избу к Петрову, и батюшка повёл молитву:

— Яко Твое есть Царство и сила и слава, Отца и Сына и Святаго Духа, ныне и присно и во веки веков… — тут священник отвлёкся, подсказал Василию: — Читай «Аминь. Господи, помилуй», двенадцать раз.

— Аминь. Господи, помилуй, — запел Василий.