Житие протопопа Аввакума, им самим написанное

Посем взяли дьякона Феодора и язык вырѣзали весь же, осталъся кусочик в горлѣ маленекъ, накось рѣзанъ, не милость показуя, но руки не послужили, – от дрожи и трепета ножъ из рукъ валилъся. Тогда на той мѣре и зажил, а опослѣ и паки с прежней вырос, лише маленко тупенек. Во знамение Богъ так устроилъ, да же разумно невѣрному, яко рѣзан. Мы, вѣрни суть, и без знамения вѣруемъ старому Христу Исусу, Сыну Божию, свѣту, и преданное от святых отецъ старобытное в церкви держим неизмѣнно; а иже кому недоразумно, тотъ смотри на знамение и подкрѣпляйся.

У него же, дьякона, отсѣкли руку поперегъ ладони, и все, дал Богъ, здорово стало, по-прежнему говоритъ ясно и чисто. И у него вдругоряд же язык рѣзан, на Москвѣ менши нынѣшняго рѣзано было. Пускай никонияня, бѣдные, кровию нашею питаются, яко медъ испивая!

Таже осыпали нас землею: струбъ в землѣ, и паки около земли другой струбъ, и паки около всехъ общая ограда за четырьми замками; стражие же десятеро с человѣкомъ стрежаху темницу²²⁶.

Мы же, здѣсь, и на Мезени, и повсюду сидящии в темницах, поем пред Владыкою Христомъ, Сыномъ Божиим, Пѣсни Пѣсням, ихже Соломан воспѣтъ, зря на матерь Вирсавию: «Се еси добра, прекрасная моя! Се еси добра, любимая! Очи твои горятъ, яко пламень огня; зубы твои бѣлы паче млека; зрак лица твоего паче солнечных лучь; и вся в красотѣ сияешь, яко день в силѣ своей! Аминь»²²⁷. Хвала о Церквѣ²²⁸.

Посем, у всякаго правовѣрна прощения прошу. Иное было, кажется, и не надобно говорить, да прочтох Дѣяния апостольская и Послания Павлова, – апостоли о себѣ возвѣщали жо, егда Богъ содѣлаетъ в них. Не нам, Богу нашему слава! А я ничтоже есмъ. Рекох и паки реку: аз есмъ грѣшникъ, блудник и хищник, тать и убийца, друг мытаремъ и грѣшникамъ и всякому человѣку окаянной лицемѣрецъ. Простите же и молитеся о мнѣ, а я – о вас, чтущихъ сие и послушающих. Неука я человѣкъ и несмысленъ гораздо, болыни тово жить не умѣю, а что здѣлаю я, то людямъ и сказываю; пускай Богу молятся о мнѣ. В день вѣка вси же познаютъ содѣланная мною – или добрая, или злая. Но аще и не ученъ словомъ, но не разумом; не ученъ диалектика, и риторики, и философии, а разумъ Христовъ в себѣ имам, якоже и апостолъ глаголетъ: «Аще и невѣжда словомъ, но не разумомъ»²²⁹.

Еще вам про невѣжество свое скажу. Зглупалъ, отца своего заповѣдь преступил, и сего ради дом мой наказанъ бысть. Внимай, Бога ради, и молися о мнѣ.

Егда еще я был попом, духовникъ царевъ Стефан Внифаньтиевичь благословил меня образом Филиппа митрополита да книгою Ефрема Сирина²³⁰, – себя пользовать, прочитал, и людей. А я, окаянной, презрѣвъ благословление отеческое и приказ, ту книгу брату двоюродному, по докуке ево, на лошедь променял. У меня же в дому былъ братъ мой родной, именем Евфимей, зѣло грамотѣ былъ гораздъ и о церквѣ велико прилѣжание имѣлъ, напослѣдок взятъ был к большой царевнѣ в Веръхъ²³¹, а в мор и з женою преставился. Сей Евфимей лошедь сию поил и кормил и гораздо об ней прилѣжал, презирая и правило многажды.

И видѣ Богъ неправду з братом в нас, яко неправо ходим по истиннѣ: я книгу променял, отцову заповѣдь преступил, а братъ, правило презирая, о скотинѣ прилѣжалъ, – изволил нас Владыко сице наказать. Лошедь ту по ночам и в день в конюшнѣ стали бѣси мучить: всегда заезжена, мокра и еле стала жива. Я недоумѣюся, коея ради вины бѣсъ озлобляетъ нас так. И в день недѣльный послѣ ужины, в келейном правилѣ на полунощнице, братъ мой Евфимей говорилъ кафизму «Непорочную»²³² и завопилъ высоким гласом: «Призри на мя и помилуй мя!»²³³ и, испустя книгу из рукъ, ударился о землю, от бѣсовъ бысть пораженъ, начал неудобно кричать и вопить, понеже бѣси жестоко мучиша его.

В домуже моем иные родные два брата, Козьма и Герасим, больши ево, а не смогли ево держать. И всѣхъ домашних, человѣкъ с тритцеть, держа ево, плачютъ пред Христомъ и, моляся, кричатъ: «Господи, помилуй! Согрѣшили пред тобою, прогнѣвали Благость твою! За молитвъ святых отецъ наших помилуй юношу сего!» А онъ пущи бѣсится, и бьется, и кричит, и дрожитъ.

Аз же помощию Божиею в то время не смутился от голки бѣсовския тоя, – кончавше правило обычное, паки начах Христу и Богородице молитися, со слезами глаголя: «Всегосподованная госпоже Владычице моя Пресвятая Богородице! Покажи ми, за которое мое согрѣшение таковое быст ми наказание, да уразумѣвъ, каяся пред Сыном твоим и пред тобою, въпредь тово не стану дѣлать!» И плачючи, послал во церковь по Потребник и по святую воду сына моего духовного Симеона, юношу лѣт в четырнатцеть, таков же, что и Евфимей; дружно меж себя живуще Симеонъ со Евфимием, книгами и правилом другъ друга подкрепляюще и веселящеся оба, в подвиге живуще крѣпко, в постѣ и молитвѣ.