Житие протопопа Аввакума

О Христе нашему отцу, и брату присному, и другу, и советнику, воину Исусову, страдальцу Христову, проповеднику благочестия, поборнику православия, любезному и прелюбезному сердешному нашему другу и отцу, имя рек, радоватися. Да веси, о вселюбезне, яко не о том скорбим, еже напал на тя сатана со слугами своими; но о том радуемся, яко имя рек толикая претерпе от врагов божиих, еже и всяк слух ужасает. За што претерпел, што своровал, не ведаешь ли? За што Павла в Листре и Ликаонии, жиды-богоубийцы наустиша народы и побиша Павла камением, влечаху вне града, мнеша его умерша*, за то и нашего, – оле радости с горьким плачем раствореныя! – имя река, побиша. О друже наш любезный! Целуем главу твою, целуем перси твоя, целуем руки и ноги! Прииди-тко сюды, приклони-тко ся к нам, дай-ко главу ту страдальческую. Обымем тя, облобызаем тя, облием тя плачем, омыем тя слезами, напад на выю твою, возглаголем сице от болезни: уд ты наш, брат ты наш, едино есмы тело! Похищен бысть сатаною, пленен бысть варвары, отведен бысть в чюжую землю и тамо многая озлобления много претерпе от врагов благочестия; ныне же мы паки тя видим во свое отечество возвратившася! О, слава тебе, господи! Срадуйтеся с нами все духовное братство, яко друг наш и брат обретеся жив и не удавлен от еретиков. А што, друже, скорбишь о пагубном их причастии – што ж делать! Худо сделано, не мужественно. Да што говорить! Вси мы человецы немощни, без помощи праху подобии. И Христос рек: «дух бодр, плоть же немощна»*. А они, враги злы, ревнители отца своего сатаны, поспешны на пагубу нашу. Петр-от и камень наречен, да и тот поползнулся*. Только слышали мы в малом твоем писанийцы, – ищешь покаяния, скорбишь, болезнуешь и их, сказываешь, возненавидел, яко змию. О сем радуемся, о сем веселимся, приемлем тя, лобзаем тя, любим тя, приобщаемся тебе, сплетаемся тебе присно, связуемся тебе вечно! Брат и уд ты наш! Хто свой уд ненавидит? Брата тя присна присно имехом и имеем, и имети хощем, всегда и ныне, и присно, и во веки веком. Аминь.

О трех исповедницах слово плачевное

Месяца ноября во вторый день сказания отчасти доблести, и мужестве, и изящном страдании, терпении свидетельство благоверныя книгини Феодосии Прокофье[в]ны Морозовы и преподобномученицы, нареченныя во инокинях схимницы Феодоры.

О трех исповедницах слово плачевное.

В лето… [83] быша три исподведницы, жены – болярони: глебовская жена Ивановича Морозова Феодосья Прокопьевна, во инокинях Феодора-схимница, и сестра ей бе, нарицаемая княгиня Урусова, Евдокея Прокопьевна, с ними же дворянская жена Акинфея Ивановича Данилова Мария Герасимовна. Беша бо Феодосья и Евдокея дщери мне духовныя, иместа бо от юности житие воздержное и на всяк день пение церковное и келейное правило. Прилежаше бо Феодосья и книжному чтению и черплюще глубину разума от источника словес евангельских и апостальских. Бысть же жена веселообразная и любовная.

Многими дньми со мною беседующе и рассуждающе о душевном спасении. От уст бо ея аз, грешный протопоп, яко меда насыщашеся. Глаголаше бо благообразная ко мне словеса утешительная, ношаше бо на себе тайно под ризами власяницу белых власов вязеную, безрукавую, да же не познают человецы внешний. И, таящеся, глаголюще: «не люблю я, батюшко, егда кто осмотрит на мне. Уразумела-де на мне сноха моя, Анна Ильична*, борисовская жена Ивановича Морозова. И аз-де, батюшко, ту воласяницу искинула, да потаемне тое сделала. Благослови-де до смерти носить. Вдова-де я молодая после мужа своего, государя, осталася, пускай-де тело свое умучю постом, и жаждею и прочим оскорблением. И в девках-де, батюшко, любила богу молитися, кольми же во вдовах подобает прилежати о души, вещи бессмертней, вся-де века сег[о] суета тленна и временна, преходит бо мир сей и слава его. Едина-де мне печаль: сын Иван Глебович молод бе, токмо лет в четырнатцеть; аще бы ево женила, тогда бы и, вся презрев, в тихое пристанище уклонилася». О свет моя, чево искала, то и получила от Христа!