— Знаю и одобряю. Мне пришлось в эти два дня подумать и об этом тоже. Начнём со смерти и погребения Северина, с гибели Фердеруха. Для тебя всё, что написано в «Житии», не привязано к земной поверхности, а мне довелось узнать, что страна ругов и последний оплот норикских римлян были чем-то единым — вроде, например, пищевода птицы, расширяющегося в зоб, стенами которого были труднопроходимые, хоть и невысокие горки и холмы. Данубий делил эту долину, с запада на восток протекая, на норикский юг и ругский север. Понимаешь — это общность земли и потому неминуемая общность судьбы. Так вот, нет Северина, но осталась созданная им организация, остались проинструктированные им преемники. Нет Фердеруха, но есть память о нём и о том, что он сделал. Ослабли связи между севером и югом этого, скажем, Комагенисского или Фавианисского поля. И ослабли они не в пользу ругов. Но ещё не время греметь военной грозе в долине Данубия, ещё далеко готы Теодериха, и Одоакр поэтому ещё не встревожен проблемой ругов.
Одоакр и Теодерих… Два вождя. Два человека, представляющие две противоположные системы. Люди, не могущие ужиться, более того — не могущие совместно существовать в одном пространстве… Кто они? Кто стоит за их спинами?
Начинать придётся с давних времён, ибо на италийских полях с победой Теодериха над Одоакром завершилось то Великое Переселение народов, которое опрокинуло в небытие Римский Мир. Да, ещё идут с севера и востока новые племена, ещё сшибаются меж собой на западе и юге разрушители империи — это уже иное время, не наше. Они могут ещё сто или двести лет крушить друг друга, а попутно и нас, но мы для них уже лишь камень под ногами, а то и ком глины, который растопчут в пыль. Та эпоха завершилось гибелью государства Сиагрия в Галлии, уходом римлян из Норика, гибелью Одоакра. Значит, надо рассмотреть те причины, следствием которых всё это было.
История возвышения и падения Одоакра есть история деградации Западной империи и соответственно её хозяев, предводителей её вооружённых сил. А ведь первым вождём войск Запада был варвар с душой римлянина — того почти мифического римлянина, которых почти уже не осталось к концу республики, но которые почему-то вновь появились к концу империи. Смею отнести к ним и себя, а ты явно уж из этой породы. Или Экдиций, или Сидоний Аполлинарий до какой-то степени. А уж Боэций…
— А Аэций? Я вспомнил это имя по созвучности. Его тоже так называли.
— Мы к нему и идём. Но пока что я имею в виду Стилихона. Этот сын вандала и римлянки был последним человеком, обладавшим реальной властью и мыслившим в общеримских масштабах.
Когда в 394 году (я позволил себе заменить в этих списках даты, которые Кассиодор отсчитывал от Основания Рима, на отсчёт от Рождества Христова, ибо предвижу, что в будущем он будет более употребляем) последний объединитель Римского Мира Феодосий бил на венетской равнине у города Аквилейи армию пытавшихся восстановить римское язычество франка Арбогаста и его ставленника — узурпатора Западного трона Евгения, то главной его силой были 20 тысяч вестготов. Тех самых вестготов, которые в 378 году положили трупами под Адрианополем всю армию Восточной империи. Феодосий принял диадему в страшные послеадрианопольские месяцы и сумел совершить почти невозможное: силой и дипломатией сделать победителей федератами империи и своей надёжной опорой.