Жюль Верн

Трех предателей, оказавшихся в руках Шандора, судьи острова приговаривают к смерти, их отвозят на соседний остров, где на рассвете преступников ждет казнь. Но в ту же ночь островок этот будет уничтожен взрывом: дело в том, что остров был заминирован, и кто-то из осужденных наступил, вероятно, на взрыватель, соединенный с фугасами. Так свершается возмездие. Сава и Петер обвенчаются, и молодая женщина будет признана наследницей графа Шандора.

Роман и в самом деле богат комбинациями! Может быть, даже чересчур, ибо нечаянные встречи несколько нарочиты, как это часто случается в такого рода литературных произведениях, хотя действие развивается живо, и поэтому читатель воспринимает все как должное.

Воспоминания об опасностях, подстерегавших «Сен-Мишеля» у берегов Мальты, оживают в рассказе о бедах, грозивших «Феррато». Лоцман, оказавший помощь гибнущему кораблю, вдохновил писателя на эпизод, в котором на сцене появляется Луиджи.

Плавание 1884 года подсказало вылазку сенуситов, а быть может, обусловило и местоположение острова Антекирты. Что же касается Катании и Этны, то писатель видел их собственными глазами и сам поднимался на склоны вулкана. Декорация, можно сказать, прямо созданная для «Каса Инглеза». Нет сомнения, что сицилийцы рассказывали Жюлю Верну о бандитах, которыми кишел остров. Так что посещение Катании наверняка подсказало ему эту сцену.

Образ главного персонажа, Шандора, был навеян мыслями об Этцеле — это такой же, как он, изгнанник, исполненный высоких нравственных качеств и обуреваемый патриотическими чувствами. Что же касается его внешности, то Жюль Верн писал своему другу: «Бенетт придал доктору черты каторжника, это неверно. Молодой Шандор — это Вы в тридцать пять лет… Превратившись в доктора Антекирта, он стал похож и на Вас и на Биксио»[98].

В 1885 году роман печатался частями в «Ле Тан». Но успела появиться книга, как писатель уже увлекся «серьезной фантазией»: он занят покорением воздуха и «ждет громких воплей приверженцев аэростата».

Убежденный сторонник летательных аппаратов тяжелее воздуха, он хочет привлечь внимание публики к усилиям тех, кто упорствует в своем стремлении отыскать именно на этом пути решение вопроса о воздушной навигации. Эта «серьезная фантазия» станет боевой книгой бывшего финансового инспектора «Общества воздушного передвижения без аэростатов», основанного им некогда вместе с Надаром.

«В данный момент, — объясняет писатель, — вопрос об управляемых аэростатах встает с новой силой, опыты проводятся ежедневно. Скорость увеличивается, но ненамного. Тем не менее цифры, которые я привел, могут претерпеть изменения… Я думаю, я надеюсь, что все сторонники аппаратов тяжелее воздуха окажут поддержку Робуру в борьбе с его противниками. А среди них есть люди шумные, и, если не ошибаюсь, книга может наделать много шума. Момент сейчас для этого самый подходящий, так как публику понемногу увлекает возможность управлять аэростатами».

Ему хотелось, чтобы «Робур-Завоеватель» вышел сразу отдельным томом, а не печатался частями, поэтому для январского номера (1886) «Журнала воспитания и развлечения» он готовит «Лотерейный билет».

Писателя обвиняют в том, что он повторяется. Жюль Верн и не отвергает упрека, считая его справедливым. А потому не хочет, чтобы получился еще один Гаттерас или Немо. Робур — человек убеждения, но писатель делает из него фантазера, которого исключительные обстоятельства заставляют проявлять мужество и хладнокровие.

Надо сказать, что автор и сам хранил верность своим убеждениям, отличаясь, пожалуй, излишним оптимизмом: ведь время действия своего романа он определил так — «через десять лет». Однако Адеру с трудом удалось оторваться от земли лишь в 1897 году; опыты братьев Райт на аэроплане с бензиновым мотором позволили осуществить в 1903 году полет… на высоту 239 метров. И несмотря на значительные успехи в области создания самолетов, вплоть до 1914 года полеты эти оставались экспериментальными. Даже геликоптер с трудом можно сопоставить с «Альбатросом», машиной, которую изобрел Робур.

Разумеется, «такой прототип» легко можно было бы подвергнуть критике, но у романиста и мысли не было о создании проекта летательного аппарата. Ему всего-навсего хотелось привлечь внимание к возможностям аппаратов тяжелее воздуха, в то время как большинство людей верило тогда лишь в управляемые аэростаты. Однако проект Жюля Верна был тщательно разработан, он даже привлек человека, сведущего в технике: написав книгу, он от слова до слова прошелся но тексту вместе со «своим инженером», по всей видимости с Бадуро.

А не был ли Этцель, как и большинство других, сторонником управляемых аэростатов? Похоже, что в этой области мнения друзей расходились.

Жюль Верн хотел, чтобы книга получилась «фантастической, забавной и не слишком серьезной», ибо в аппараты тяжелее воздуха верили так мало, что простая предусмотрительность требовала придать роману фантастическую форму.