Жюльетта. Том II

Сборы мои длились лишь несколько минут. Лила и Розальба высказали желание остаться в Венеции, где они прилично зарабатывали; я простилась с ними, взяв с собой только одну женщину, которая была со мной с первого дня моего брака и о которой до сих пор я вам не рассказывала, потому что она не играла никакой роли в моих приключениях. Получив разрешение оставить себе бумажник и все наличные деньги, я отправилась в путь, имея около восьмисот тысяч франков, все остальное присвоила себе Республика; но у меня оставались еще вклады в римских банках, с которых я получала доход пять миллионов в год, и это меня утешало. В ту же ночь я доехала до Падуи, еще через неделю была в Лионе, где сделала привал на несколько дней. В продолжение этого путешествия на север я обходилась без плотских утех, и вынужденный пост разжег во мне неодолимое желание сношаться; чтобы его удовлетворить, я, не раздумывая, отправилась прямиком в дом известной сводни, где провела два дня подряд и получила все необходимое.

Рассудив, что возвращение в Париж ничем не грозит мне, поскольку министра, от которого я сбежала, уже не было в живых, — я решила ехать туда, как только получила от Нуарсея ответ на мое письмо, известившее его о моем предстоящем приезде. Обрадованный возможностью вновь увидеть меня, этот надежный и верный друг заверил, что он будет ждать свою Жюльетту с нетерпением и что очень гордится успехами своей выдающейся воспитанницы. Другое письмо я отправила аббату Шаберу с просьбой привезти в Париж мою дочь и назвала гостиницу, в которой намеревалась остановиться.. Туда мы, все трое, приехали почти одновременно. Марианне шел седьмой год. Не было на свете прелестней ребенка, чем она, но Природа безмолвствовала в моей душе, распутство заглушило ее голос. Так бывает всегда: сжав человеческое сердце мертвой хваткой, оно не оставляет в нем места другим чувствам, а если, несмотря ни на что, туда проникает что-нибудь доброе, оно скоро превращается в свою противоположность. Я должна признаться, что обнимая Марианну, я не испытала абсолютно никакого волнения, кроме позыва похоти.

— Это прекрасный объект для воспитания, — шепнула я Шаберу. — Как мне хочется предостеречь это создание от ошибок, которые вынудили меня бежать из Парижа, от тех, которые привели Дюран к гибели. Я внушу ей необходимость быть стойкой в пороке, и она никогда не сойдет с этога пути, а если когда-нибудь в ее сердце закрадется добродетель, пусть она найдет в девочке злодейство, настолько глубоко укоренившееся, что не посмеет атаковать его.

Шабер, которому было поручено заниматься воспитанием Марианны, продемонстрировал мне ее таланты: она играла на клавесине, прекрасно танцевала, премило рисовала, говорила по-итальянски и так далее.

— А как насчет животных инстинктов? — спросила я аббата.

— По-моему, с этим у нее все в порядке, — ответил Шабер, — и если мы не углядим за ней, эта обезьянка начнет мастурбировать.

— Ну и хорошо, я помогу ей, — сказала я, — я буду безмерно рада увидеть в ней первые проявления половой зрелости.

— Погоди немного, — посоветовал мне аббат, — иначе это плохо отразится на ее здоровье.

Однако это соображение не оказало на меня никакого действия. Аббат, наезжавший в Париж несколько раз в мое отсутствие, рассказал мне о последних событиях и взялся перевести мои деньги из римских банков. Вскоре я приобрела два роскошных особняка в городе, а также загородное поместье, которое вы хорошо знаете.

Через день после приезда я нанесла визит Нуарсею; он встретил меня с чрезвычайной приветливостью и объявил, что, по его мнению, я стала еще прекраснее, чем прежде. Продолжая пользоваться расположением министра вплоть до его смерти, Нуарсей, за то время, что я его не видела, утроил свое состояние, и теперь весь Париж смотрел на него как на одного из выдающихся людей своего времени.

— Поверь мне, Жюльетта, — сказал он мне, — отныне я буду делать все, чтобы ты возвысилась вместе со мной; ты мне нужна; я хочу творить зло только в твоей компании, и нас ждут большие дела, если мы объединим наши усилия и вместе будем разрабатывать эту жилу.

После этого он попросил меня рассказать о моих приключениях, и когда я дошла до случая с пятьюстами тысячами франков, которые я обещала передать Фонтанж, дочери мадам де Донис, — как вы помните, она находилась в монастыре в Шайо, и ей было около семнадцати лет, — он стал настаивать, чтобы мы позабавились с девчонкой, а деньги оставили себе. Его аргументы касательно этого дела были настолько убедительны, что я не могу не повторить их для вас; признаться, я нарочно изобразила нерешительность, чтобы дать ему возможность произнести длинную и поучительную речь. Вот каким образом он разбил мои притворные возражения в тот вечер, когда мы ужинали в его маленьком уютном доме в Барьер-Бланш.