…жив?

–Так это же будет прекрасно! – всплеснул руками Шпис. – Представляешь, какая волна поднимется?! Это же как вторая жизнь Виктора Цоя будет! В наше время не имеет значения вектор, с которым поднимается и развивается волна популярности. Имеет значение длина, то есть высота, этой волны. Неважно, ругают тебя или хвалят. Важно, что говорят. Разве не так?

Алижан только покачал головой:

–Я тебе, Юра, так скажу. Дорога ложка к обеду. Учитель твой, когда «Рок» снял, тогда и должен был думать насчет проката.

–Но ему тогда не дали, ты же знаешь, цензура запретила.

–А какая разница? Сейчас, спустя 15 лет, доставать архивный материал, не ему одному, а еще и наследникам Вити принадлежащий, чтобы нагреть на нем руки – как минимум мародерство. Снималось для другого, при других обстоятельствах, с другой целью. Не спросив у Виктора – а спросить у него невозможно – сейчас вырвать кадры из контекста и вставить их даже хотя бы в хороший фильм (под критерии которого принесенный тобой сценарий никак не подпадает) было бы безнравственно…

–Погоди, – остановил своего визави продюсер, переведя разговор в более знакомое и приятное для него самого русло. – Причем тут нравственность? Ты сказал о членах семьи, так? Их интересы будут учтены. Мы как раз сейчас их «обрабатываем» на предмет получения согласия на съемки. И тебе нехило перепадет, если согласишься для картины пару эскизов сделать, над студийными съемками поработать, костюмами поможешь… Уж поверь мне, я тебя никогда не обделял!

–Да, я знаю, к тебе никаких претензий. Но все же я думал, что ты к памяти Вити лучше относишься…

–Вот только не надо про мое отношение, ладно? – одернул его Шпис. – Я всю жизнь деньги зарабатываю, и Вите помогал их зарабатывать тоже. Это моя работа. И, если есть возможность не на песнях, а на образе Цоя их сделать и помочь его семье и тебе, в том числе, то, поверь, я это сделаю!

–Ладно, – Алижан почувствовал, что Шпис прав, и пора спор заканчивать, пока он окончательно не проиграл. – Давай договоримся так. Все равно без согласия родственников ничего не выйдет. Как только договоришься с ними, милости прошу. Я возражать не буду, и чем могу, тем помогу.

–Если бы еще проконсультировал где-то как-то, это было бы здорово, – протянул ему руку Юрий. – Лучше тебя биографию Цоя никто не знает.

Алижан посмотрел на него и улыбнулся.

Глава четвертая

Я, лишь начнётся новый день,

Хожу, отбрасываю тень с лицом нахала.

Наступит вечер, я опять отправлюсь спать,

Чтоб завтра встать, и все сначала.

Цой, «Бездельник-2»

31 марта 1981 года, Ленинград

Холодная, слякотная и сырая ленинградская весна упорно не желала вступать во владение «северной столицей», хотя календарно имела на это все права. В общем, ничего удивительного – как писал больше ста лет назад другой знаменитый петербуржец, «зима недаром злится, прошла ее пора; весна в окно стучится и гонит со двора». Конец марта, как правило, отмечается здесь снегами, метелями и морозным ветром с Невы и Фонтанки, который долетает до самой окраины Выборгской стороны и заключает город в ледяные оковы. День еще по-зимнему короткий, ночь наступает рано и длится до неприличия долго, изнуряя жителей авитаминозом и повальной сонливостью. Спастись в такую погоду можно только музыкой, хорошей компанией и рекой спиртного, которого, как на грех, не достать.

Тропилло «повезло» родиться именно в эту пору. Неизвестно, правда, какая погода стояла в этот день 30 лет тому назад, но, по всей видимости, зима куда более суровая, сталинская. Только так можно объяснить всплеск рождаемости послевоенного периода – люди, как тогда, так и сейчас, спасаются от погодных и социальных заморозков только теплом своих тел. Сегодня им предстояло примерно то же самое – пить, любить друг друга и петь о наболевшем, мечтая о том, что после хрущевской оттепели настанет брежневская.