Жива ли мать

Солнце померкнет,

и луна не даст света своего, и звезды спадут

с неба,

и силы небесные поколеблются;

тогда явится знамение Сына Человеческого

на небе;

и тогда восплачутся все племена земные

и увидят Сына Человеческого,

грядущего на облаках небесных с силою

и славою великою.

Я снова смотрю на мать, она плачет, из глаз у нее текут слезы, невероятно, мать плачет. Елизавета была старой и думала, что у нее не будет детей, но Ангел Господень сошел к Захарии и возвестил, что Елизавета родит ему сына по имени Иоанн, мать плачет. Захария не поверил, потому что он был старым, и Елизавета тоже, но ангел ответил, что он Архангел Гавриил и говорит от лица Господа, а Захария за свое неверие будет наказан немотой, и Захария онемел, а Елизавета забеременела и родила сына, и все приходящие навестить их полагали, что зваться ему Захарией в честь отца, но Елизавета сказала, что имя его Иоанн, мать плачет. Люди возразили, что нет у них в семье никого по имени Иоанн, позвали Захарию и спросили, как наречь младенца, он попросил доску и написал: имя ему Иоанн. И все удивились, но в эту же секунду уста Захарии отверзлись, язык ожил, и Захария стал славить Господа. Узкие плечи матери трясутся, и я понимаю: она ходит в церковь поплакать.

Я видела то, чего нельзя было видеть. Я совершила преступление, меня не ждут, я незваный тринадцатый гость за трапезой, для которого не хватит китайских чашек, и тем не менее я не ухожу, ведь страдание – это цепь, и за нее я тяну наслаждение, какого радость никогда мне не подарит. Я стискиваю скамью, наклоняю голову, замуровываю слух, отгораживаюсь от света, наполняю пространство за холодным лбом темнотой, принимаюсь считать, и у меня получается. Долго ли, не знаю, внезапно я слышу органную мелодию, придите ко Мне. Сейчас за полдень, скоро Адвент, зима наступает, ночь близко, и иная помощь не спасет. Я обхватываю себя руками и наклоняюсь вперед, мать плачет, ох ты, беспомощный помощник, из материнских глаз текут слезы, вскоре день исчезнет, темнеет, вечереет, земной свет исчезает, мать поднимает руку и вытирает слезы, у меня сдавливает горло, я сопротивляюсь, тень изменений следует за мною, но ты – не изменяйся, не изменяйся, не изменяйся, приди ко мне.

Люди встают, женщина рядом со мной уже поднялась и медленно движется к проходу, мать сидит, она открывает сумочку, достает носовой платок, быстро вытирает лицо и убирает платок, она выпрямляется, приходит в себя, одним движением плеч стряхивает с себя наваждение, это движение воскрешает что-то в моей памяти, но картинка тут же гаснет. Мать поднимает голову и выходит – так же решительно, как и пришла, я остаюсь сидеть. Ко мне подходит церковный служка. Он спрашивает, не хочу ли я переговорить со священником, который еще не покинул ризницу, я качаю головой и поднимаюсь, выхожу на паперть, здесь пусто, никто не ждет. Мать уже скоро дойдет до дома, в зеленой шапке, натянутой на уши, шагает она по тротуару. Я вижу, как она подходит к дому 22 по улице Арне Брюнс гате, скоро силы у меня кончатся.