Жива ли мать

Вчера становятся короче. Из своей берлоги я вижу, как падает последний лист, как краснеют карликовые березы и сереет мох, как затихает с наступлением темноты трава, умирают или впадают в спячку насекомые, все ждет зимы, все ждет железных сетей. Одинокая ягода морошки дрожит в тени больших сосен, там, где ждут воспоминания, в ноябре руки дрожат. Ветки дышат в темноте, болота вскармливают великую ночь, ветер шумит и воет, и я хватаюсь за поношенную жизнь, словно это сокровище.

Дверь в доме 22 по улице Арне Брюнс гате открывается, и из подъезда выходит мать. Она идет не к моей сестре и с Ригмур встречаться не будет, она идет одна, и меня разбирает любопытство: куда это мать собралась? Воскресенье, десять утра, мокрый снег с дождем, хлопья снега разбухают на асфальте, превращаясь в грязь, мать решительно, почти бодро шагает по грязи, куда же направляется мать, так храбро подняв голову, куда она идет?

Мать поворачивает направо, идет по улице Арне Брюнс гате, удаляется от меня, таким путем она еще не ходила, так решительно, словно сама выбрала ту цель, к которой идет, и никому о ней не рассказывала. На свидание? Тогда походка была бы иной, верно? Те, кому за восемьдесят, знакомятся друг с дружкой в Интернете и проводят вместе оставшиеся годы, особенно те, кто всю жизнь прожил с кем-нибудь, с тем, кто вдруг покинул их, они не привыкли к одиночеству, скучают по людям, любовь здесь очень часто бывает ни при чем. Возможно, с матерью дела обстоят таким же образом, нет, не верю – а может, просто не хочу верить? У матери есть семья Рут, для матери этого достаточно, впрочем, откуда мне знать? Воскресенье, утро. На перекрестке мать сворачивает направо, я тоже сворачиваю направо, она не оборачивается и целеустремленно шагает вперед, я иду в тридцати метрах позади нее, готовая в любой момент наклониться, якобы чтобы вытряхнуть камушек из ботинка, падает мокрый снег, он тает у меня на носу, на верхней губе, налипает на ресницы и тоже тает, превращается в капельки на щеках и тянет за собой воспоминания, я смаргиваю снежинки. Мать переходит через дорогу, я за ней, на тротуаре мать идет по левой стороне, я тоже иду по левой стороне, по пятам за матерью, стараюсь не выпадать из пространства, посылаю матери сигналы о моем присутствии, но они не достигают ее, она двигается вперед, очевидно, не чувствуя меня, хотя молодая женщина, которая проходит мимо матери, мое присутствие еще как замечает – мои сигналы словно ударили ее в грудь, она испуганно смотрит на меня и обходит стороной, я иду за матерью, подхожу ближе, от матери меня отделяет метров десять, но мать обо мне и не догадывается, она полна собственных мыслей, наконец-то выбралась в город одна, она это заслужила, куда же она так целенаправленно шагает? Для женщины ее возраста очень быстро, для женщины ее возраста чересчур смело, и я смело шагаю с ней в ногу, передразниваю мать. Она приближается к перекрестку с оживленным шоссе, пешеходам горит зеленый, мать входит на переходный переход, не обращая ни на что внимания, загорается желтый, мать не сбавляет ход, а вот и красный, мать не сбавляет ход, она не посмотрела на светофор, а может, плохо видит или думает, что успеет до того, как машины тронутся, но они уже тронулись, мать идет, я бегу за ней, хочу удержать ее, когда она вдруг останавливается, словно хотела подразнить меня, я стою позади нее, ноги дрожат, в нос пробирается знакомый с детства запах, аромат старомодных духов, смешанный с запахом белых булочек и миндального масла, я отступаю назад, на меня наваливаются давно забытые чувства, перед глазами мелькают картинки, я откладываю их на потом, словно монах, я сдерживаю дыхание, делаю еще один шаг назад, натыкаюсь на прохожего и, спрятавшись у него за спиной, дожидаюсь зеленого сигнала светофора. Мать переходит по «зебре» улицу, я иду следом, уже на желтый, слышу, как где-то вдали сигналят машины. На этом новом тротуаре много народа, есть за кем спрятаться, мать идет прежним решительным шагом, обгоняет более неторопливых, мужчин с тростью и сухоньких женщин, и чем ближе к церкви, тем больше таких попадалось, она же не в церковь направляется? На перекрестке мать сворачивает налево, на Киркевейен, словно и впрямь идет в церковь, мать заходит в ворота и идет к главному входу, невероятно, мне теперь и в церковь за ней идти?