Читаем Живая душа полностью

– Да подожди, куда ты так спешишь? – поравнявшись с ним, положил руку на его плечо парень. – Мы совсем не страшные. Займи деньжат, браток: на выпивон нам с корешем, на травку, да б… Мы, в отличие от тебя, и курим, и пьём, и девок продажных трахаем. Неправильные вот такие, – снова хохотнул он и, развернув Ваню к себе, уже зло спросил: – А что ж ты, телок, без своего мордоворота по нашему участку ходишь, по нашей территории? Смотри-ка, Гриша, – обернулся он ко второму подошедшему, – знакомец наш давнишний. Платить отказывается дань за твой разбитый лоб…

«Значит, и они меня узнали», – с ноющей под ложечкой тоской понял Ваня.

Из-за спины здоровяка вышагнул второй, низкорослый, кривоногий и, узнав Ваню, весело разулыбался.

– Мы ж тебя учили недавно, что местных надо уважать. Денежку им платить за проход по их территории… А что это у нас в сумочке, – схватившись рукой за неё, резко дёрнул он на себя.

Правая, свободная рука Ивана непроизвольно взметнулась вверх, и он со всей силы нанёс противнику прямой удар в лицо.

– Ой! – по-бабьи завыл тот, отпустив сумку и закрыв лицо руками. – Он мне, сука, нос, сломал!

Обернуться к здоровяку, оказавшемуся сзади, Иван не успел. Что-то тяжёлое ударило его по голове, и, падая на снег, теряя сознание, остатками чувств Ваня ощутил, как быстро летит в какую-то неведомую, бездонную черноту…

– Посмотри-ка по-быстрому, что у него в сумке? – часто дыша, спросил здоровяк, склонившись с обрезком металлической трубы в руках над лежащим на спине Иваном.

– Газеты какие-то, – не сумев разжать пальцы Ивана и просто пошарив рукой в сумке и вымазав там всё своей кровью, ответил коротыш. И снова зажав нос с побежавшей из него от наклона кровью, что есть мочи, со злостью, тяжёлым ботинком пнул Ивана в лицо.

– Да не дёргайся ты! – одёрнул его здоровяк. – Он, кажись, уже того… Давай хоть унты с него снимем. Ему-то они теперь всё равно без надобности, а нам на выпивон всяко-разно хватит…


Из-за зарешеченного окна на первом этаже лежащего на снегу человека заметила некая сердобольная старушка, подошедшая к окну взглянуть на градусник, приделанный снаружи. От соседей, которые по её просьбе затащили Ивана в подъезд, она позвонила в милицию…

Приехавший вскоре наряд обнаружил у неизвестного, намертво, до неразжимаемости белых, без единой кровинки, пальцев левой руки, сжимающих сумку, признаки жизни…

В третьей поликлинике, куда доставила «пациента» с обмороженными ногами, руками, лицом и тяжёлой, судя по всему, черепно-мозговой травмой, его, бегло осмотрев, сразу же отвезли в операционную…

Операция оказалась непростой и длилась почти три часа. Врачи сделали, что смогли. Дальше всё решал сам организм больного, а точнее – тот, кто держит нити человеческих судеб в своих руках.

– Пациента в реанимационное отделение, – распорядился хирург, делающий операцию. Он не любил, когда ночное дежурство начиналось с тяжелейшей работы… – Если что – я у себя, – предупредил он, выходя из операционной.

Ивана, с выбритой на затылке головой, обильно «раскрашенной» йодом, положили на каталку, и Ася, ассистировавшая хирургу и не сразу узнавшая Ивана из-за распухшего почерневшего лица, отвезла его в реанимационную палату для тяжелобольных.

Через несколько минут она зашла в крохотный кабинетик хирурга. Он сидел под открытой форточкой чёрного окна и, глядя в застекольную непроглядность, курил.

На столе лежала раскрытая карточка больного, которую предстояло заполнить.

Лицо у хирурга сейчас было измождённое и как будто состарившееся сразу на несколько лет.

– Проходи, – повернувшись и загасив в пепельнице сигарету, сказал он остановившейся в дверях Асе. – Садись, – указал на стул, стоящий с другой стороны стола.

– Вы ж обещали бросить, – показала Ася глазами на затушенный окурок.

– Обещал… – рассеянно ответил доктор. – Что-нибудь случилось?

– Да нет. Пока – ничего…

– Ну и слава богу.

Со своего места, дотянувшись до стеклянного шкафа рукой, он достал склянку со спиртом, плеснул немного в мензурку, развёл водой из стоящего на столе графина и, запрокинув голову, вылил содержимое себе в рот.

– Тебе не предлагаю. Молодая ты ещё совсем, да и дурная это привычка – снимать стресс алкоголем. А дурных привычек надо по возможности избегать.

После выпитого спирта щёки у врача порозовели, и он, заметно повеселев, стал прежним: сухощавым, с внимательным взглядом тёплых серых глаз, приятным тридцатилетним мужчиной.

Переведя взгляд на склянку со спиртом, он какое-то время раздумывал, а потом решительно убрал её в шкаф, придвинув к себе пустую карточку больного.

– Что-то хотела спросить? – обратился он к Асе, ручкой почёсывая седой, коротко стриженный высок. – Или просто так – на огонёк?

– Как он, Сергей Борисович?

– Ты о поступившем Имяреке? – уточнил доктор.

– Да.

– А ты что, знаешь его?

– Знаю.

– И – фамилию, имя, отчество? – оживился доктор.

– Да.

– Ну тогда диктуй, чтоб не писать в карточке «Поступил неизвестный…»

Видно было, что доктор всячески оттягивает ответ.

– А кто он тебе? Просто знакомый или… – решил он всё же уточнить.

Перейти на страницу:

Все книги серии Сибириада

Дикие пчелы
Дикие пчелы

Иван Ульянович Басаргин (1930–1976), замечательный сибирский самобытный писатель, несмотря на недолгую жизнь, успел оставить заметный след в отечественной литературе.Уже его первое крупное произведение – роман «Дикие пчелы» – стало событием в советской литературной среде. Прежде всего потому, что автор обратился не к идеологемам социалистической действительности, а к подлинной истории освоения и заселения Сибирского края первопроходцами. Главными героями романа стали потомки старообрядцев, ушедших в дебри Сихотэ-Алиня в поисках спокойной и счастливой жизни. И когда к ним пришла новая, советская власть со своими жесткими идейными установками, люди воспротивились этому и встали на защиту своей малой родины. Именно из-за правдивого рассказа о трагедии подавления в конце 1930-х годов старообрядческого мятежа роман «Дикие пчелы» так и не был издан при жизни писателя, и увидел свет лишь в 1989 году.

Иван Ульянович Басаргин

Проза / Историческая проза
Корона скифа
Корона скифа

Середина XIX века. Молодой князь Улаф Страленберг, потомок знатного шведского рода, получает от своей тетушки фамильную реликвию — бронзовую пластину с изображением оленя, якобы привезенную прадедом Улафа из сибирской ссылки. Одновременно тетушка отдает племяннику и записки славного предка, из которых Страленберг узнает о ценном кладе — короне скифа, схороненной прадедом в подземельях далекого сибирского города Томска. Улаф решает исполнить волю покойного — найти клад через сто тридцать лет после захоронения. Однако вскоре становится ясно, что не один князь знает о сокровище и добраться до Сибири будет нелегко… Второй роман в книге известного сибирского писателя Бориса Климычева "Прощаль" посвящен Гражданской войне в Сибири. Через ее кровавое горнило проходят судьбы главных героев — сына знаменитого сибирского купца Смирнова и его друга юности, сироты, воспитанного в приюте.

Борис Николаевич Климычев , Климычев Борис

Детективы / Проза / Историческая проза / Боевики

Похожие книги

Афганец. Лучшие романы о воинах-интернационалистах
Афганец. Лучшие романы о воинах-интернационалистах

Кто такие «афганцы»? Пушечное мясо, офицеры и солдаты, брошенные из застоявшегося полусонного мира в мясорубку войны. Они выполняют некий загадочный «интернациональный долг», они идут под пули, пытаются выжить, проклинают свою работу, но снова и снова неудержимо рвутся в бой. Они безоглядно идут туда, где рыжими волнами застыла раскаленная пыль, где змеиным клубком сплетаются следы танковых траков, где в клочья рвется и горит металл, где окровавленными бинтами, словно цветущими маками, можно устлать поле и все человеческие достоинства и пороки разложены, как по полочкам… В этой книге нет вымысла, здесь ярко и жестоко запечатлена вся правда об Афганской войне — этой горькой странице нашей истории. Каждая строка повествования выстрадана, все действующие лица реальны. Кому-то из них суждено было погибнуть, а кому-то вернуться…

Андрей Михайлович Дышев

Детективы / Проза / Проза о войне / Боевики / Военная проза