Живая память. Великая Отечественная: правда о войне. В 3-х томах. Том 3.

Впрочем, вынужденное наше бездействие скоро кончилось. Однажды нас подняли по тревоге. Вечером мы погрузились в вагоны на станции Одинцово, а ночью разгрузились на станции Торопец. И сразу почувствовали близость фронта. Не успели построиться в колонны для движения, как начался бомбовой налет. На станции вспыхнули пожары. К счастью, на первый раз обошлось без жертв. Но вскоре налет повторился, после чего появились первые раненые.

Дорога, по которой мы двигались к фронту, была изрыта воронками от снарядов и бомб. Да и многое другое напоминало о том, что недавно здесь прошли тяжелые бои: трупы немцев, остовы печей в деревнях, порванные телеграфные провода. Все чаще доносились орудийные выстрелы. Линия фронта все приближалась. Двигались мы исключительно по ночам, днем отдыхали или в лесу, или по избам в деревнях. И поразительно — почти не замечали мороза, хотя тот январь был довольно суров.

Последний переход закончился на рассвете, когда ракеты с переднего края еще освещали местность, а трассирующие пули то и дело пронзали небо. Не успели расположиться в лесу, как засвистели снаряды, и разрывы их были где-то недалеко. С наступлением сумерек стали выдвигаться на передний край — занимать боевой порядок.

Так начались фронтовые будни. Полсуток в траншее, столько же в блиндаже на отдыхе. Нашему полку было приказано выбить немцев с господствующих высот. Рано утром, после небольшой артиллерийской подготовки, рота поднялась в атаку. Трудно было наступать по глубокому снегу. Больше ползком, по-пластунски, чем перебежками, продвигались мы вперед. Несли потери, но наступление продолжалось. Соседний батальон уже выбил противника из первой траншеи, а через некоторое время в немецкую траншею ворвались и мы.

И вот здесь до меня дошла печальная весть: убит мой одноклассник и друг Рем Белов. Пуля попала в голову, и он остался лежать на снегу. Потом погибли Костя Скворцов, Володя Федоров, несколько позднее Слава Мартьянов… Нас, одноклассников, становилось все меньше.

Незабываемо трудной для всех нас была весна сорок второго года. Выматывали изнуряющие оборонительные бои. Сильная распутица мешала подвозке продуктов, на исходе были боеприпасы. Доходило до того, что разрешалось расходовать по полснаряда на орудие и миномет и по пять патронов на винтовку в сутки…

К началу лета ситуация стала улучшаться, мы со дня на день ждали начала большого наступления, и уж никак не думали, что некоторым из нас вскоре предстоит покинуть ставшую родной часть. Армии нужны были офицерские кадры, и отличившихся, прошедших боевую выучку молодых солдат стали посылать в военные училища. Одного из наших ребят послали в пехотное, другого — в инженерное, мне выпало стать артиллеристом.

На фронт, как уже было сказано, я вернулся в звании младшего лейтенанта, а новой боевой семьей для меня стал 558-й минометный полк. Вместе с ним прошел я по дорогам войны долгий и нелегкий путь — от затяжных боев под Витебском до знаменитой операции «Багратион» и так называемого «доколачивания» курляндской группировки врага. Было все: длительные марши и броски, бои под Тильзитом и Мемелем (Клайпеда), ранения и награды. Последнее ранение получил под Либавой.

Было это как раз в День Красной Армии — 23 февраля 1945 года. Я командовал тогда артиллерийским дивизионом. В задачу мою входило поддержать огнем наступление стрелкового батальона, которым командовал Герой Советского Союза В. Масальский.

Ровно в семь утра, после короткой артподготовки, стрелковые роты поднялись в атаку. Но не успели пройти и ста метров, как сильный огонь противника прижал их к земле. Тогда опять заговорили орудия. После основательной обработки вражеских позиций пехота снова бросилась вперед, и опять, понеся большие потери, залегла… Так повторилось семь раз. Все больше таяли ряды наступающих. Противник бешено огрызался. Каждый раз после очередного ураганного артналета казалось, что сопротивление неприятеля сломлено и наши бойцы вот-вот ворвутся в его траншеи, но атаки захлебывались одна за другой. Бой длился весь день. Артиллеристы не отходили от орудий ни на минуту, даже несмотря на ранения. Я тоже был ранен, но остался в строю…

И все же мы смяли врага, остатки его были добиты в окопах.

За это сражение многие пехотинцы и артиллеристы получили высокие награды. Я уже в госпитале узнал о награждении орденом Александра Невского.

Это был мой последний бой.

Но армию я не покинул, после войны прослужил в ее рядах не один десяток лет, пока не ушел в звании полковника в отставку.

Кроме меня, из нашего дружного отряда добровольцев в живых остался только Миша Большаков. Он стал военным инженером — строителем аэродромов; ныне, как говорят, — на заслуженном отдыхе.

Иногда, во время редких встреч, мы вспоминаем те далекие годы. И не было случая, чтобы который-нибудь из нас хоть на минуту усомнился в правильности выбранного пути.

Мы стали добровольцами по зову Отчизны, или по зову сердца — что, в сущности, одно и то же: ведь частица Родины живет в сердце каждого из нас.