Живая сила. Дневник ликвидатора

(Еще раз: ошибиться я не мог – я химик. И запах йода, согласитесь, очень уж особенный).

И я успокоился.

Поудивлявшись – это сколько ж до хрена радиоактивного йода должно при аварии было «выброситься», если тут до сих пор йодом (нерадиоактивным, как я думал) пахнет… Чтобы йод, при всей своей летучести, склонности к испарению – да на открытом воздухе, летом! – не рассеялся до неопределяемой (по крайней мере, носом) концентрации… Чертова туча, действительно.

И я успокоился.

То есть в строгом соответствии с законами психологии – и языка – «успокоил себя».

Что было замечательно. Потому что в чернобыле летом 1986-го нам только проблем с йодом не хватало…

…Но червь сомнения меня все-таки точил, и намного позже, дома, через годы! – я заглянул в справочник… И был просто поражен – вторично! – когда узнал, что:

Оказывается, радиоактивный йод-131 при распаде – преобразуется в совсем другой элемент!

Который, естественно, йодом ну никак не пахнет! – поскольку это совершенно другой химический элемент – не йод…

Значит, то, что я, нюхая, вдыхал на стоянке – а Валера на маршруте, и потом до тех пор, пока йод из его формы не выветрился (одежка-то у нас в чернобыле у каждого была одна на все случаи жизни!) – все это был йод радиоактивный: другому просто неоткуда было взяться…

Это пахли те самые «исчезающе малые» 0,05% радиоактивного йода-131, который вылетел из реактора 26 апреля и уцелел на описываемый момент…

Сколько ж тогда его вообще взрыв выбросил? А в первые дни летало?…

10 рентген/час

Приступайте к измерениям начиная в положении ручки переключателя «200 РЕНТГЕН/ЧАС».

Надпись на внутренней стороне крышки рентгенометра-радиометра ДП-5 [43]

– А какой самый большой уровень ты мерял?

– 10 рентген в час. Это земля. А фон там был 6,6. Ну опять же, что значит – «я мерял»…

И начинается рассказ…

Нужно было проложить новый маршрут. Чистогаловка – АЭС.

Где АЭС – понятно.

Чистогаловка – это село, одно из ближайших к станции – километрах в семи на запад и чуть южней; там я уже был: на ее околице оканчивались два наших маршрута по Рыжему Лесу. А как новый маршрут хотят проложить?…

– Покажите по карте.

Замначальника разведотдела – молодой майор – ткнул в топографическую карту. Острие ручки описало петлю вокруг АЭС и два болтающихся в разные стороны хвоста: дальний оканчивался Чистогаловкой, а короткий ближний начинался на развилке трасс, где от центральной на город Припять отходила вторая дорога на АЭС… Маршрут почти весь перекрывался кусками других наших маршрутов. Непонятно, зачем они его вообще хотят проложить? Наверно, чтоб был один маршрут, который АЭС опоясывает целиком… И на самом близком по сравнению с другими маршрутами расстоянии… Чистогаловка – АЭС. Ладно…

– А кто с нами поедет? Вы?

– Не, я занят… – замразведотдела затруднился. На прокладку нового маршрута обычно ехал кто-то

из отдела. Ехал в основном из-за карты – секретной карты – как ее ответственный хранитель. (В разведке у нас не было карт – не давали: настоящие карты в СССР секретные, тем более такого района, как Чернобыльская АЭС, тем более в такой момент, когда на него весь мир смотрит… А для прокладки нового маршрута, хочешь не хочешь, карта нужна: нанести точно места замеров, чтоб потом в разведотделе знали, к каким местам на карте относятся те столбики цифр, что мы с маршрутов привозим…) Доверить секретную топографическую карту даже мне – офицеру, но «партизану», из запаса, военному не кадровому, их системе с потрохами не принадлежащему, они не могли. Боялись. И приходилось посылать кого-то из штаба – «картодержателем», так сказать. Ответственным за сохранность карты.

…Майор-«летун» на вид был некрупным – чтоб не сказать мелким – легким, легковесным даже. А лицо морщинистое, как кора на дубе.

«Летуном» его прозвали за то, что, пару раз слетав с вертолетчиками (полеты именовались – «разведка 500-километровой зоны», реально – в прошлый раз генерала после чернобыльской службы домой отвозили, в Одессу, в море искупались; по дороге, говорят, меряли), он достал у них летную эмблему – «краба» [44], присобачил ее на кепи на месте обычной сухопутной офицерской кокарды и так дефилировал, от детской гордости аж раздуваясь – «летун»! Он заменил другого разведотдельского майора; вот тот был пахарь, вечно он сидел за столом в углу – широколобый, плотно сбитый крепыш в очках: обзванивал части (собирал радиационную обстановку), или данные на карты наносил, или на схемы их сводил…