Живая сила. Дневник ликвидатора

Пункт Специальной Обработки, расположенный у экс-населенного пункта Лелёв, производил дезактивацию транспортных средств и разрешал дальнейшее движение тем из них, максимальный уровень радиации на которых после обработки не превышал 10 миллирентген в час.

ПУСО «Лелёв» — 2-е от АЭС в каскаде ПУСО.

ПУСО по зоне были разбросаны не просто так, а представляли систему, каскад. Каждое следующее ПУСО пропускало — дальше от АЭС и все ближе к миру нормальному — только машины со все меньшим и меньшим уровнем радиации на них.

1-е — ПУСО в каскаде — «Копачи», километра три от АЭС — даже не меряло, а мыло прямо на дороге те «транспортные средства», которые сами останавливались.

2-е ПУСО — «Лелёв», в 10 километрах от АЭС. На трассе пункт дозконтроля уже есть, но он проезжающих не останавливает. Хочешь — заезжай на ПУСО, не хочешь — не заезжай, кати себе мимо. Мы, когда было время, заезжали — профилактически от грязи отмыться, не дать радиации въесться в краску, в броню (запустишь — потом хрен ее оттуда вымоешь). И при этом, что было весьма существенно, мы не рисковали быть отправленными на могильник: ПУСО «Лелёв» выпускало с уровнем загрязнения до 10 миллирентген в час, а уж в этот-то щедрый предел без труда влезали даже мы.

Следующее ПУСО каскада — «Рудня Вересня», 20 километров от АЭС. Добровольность заканчивается: дозконтроль останавливает и меряет на дороге всех подряд, разрешенный предел для следования дальше из зоны — 1,5 миллирентгена в час… ПУСО «Рудня Вересня» — злейшие, самые опасные враги радиационной разведки.

Последнее ПУСО, «Дитятки», — на выезде из 30-километровой зоны: уровень гамма-радиации на транспортном средстве — не свыше 0,5 мР/ч… Наше счастье, что они военные машины не останавливали. До поры, впрочем, до времени…

Как-то заехали мы в свободную минутку на ПУСО «Лелёв», профилактически помыться.

Отбыв все положенные процедуры, подъезжаем к дозконтролю на выезде из ПУСО…

И тут у шлагбаума происходит что-то непонятное: их дозиметрист подходит, сует держак с зондом в наш броник — в колесную нишу (самое грязное место любой машины)… Обменивается понимающим взглядом с лейтенантом-начдльником… И, скучая, отходит в сторону. Всё без единого слова.

Лейтенант нам пишет что-то в путевку…

Неужели «на площадку отстоя техники» — на могильник? («Прошляпил! Где мы могли 10 миллирентген в час на себе насобирать? Да вроде нигде… Откуда?!.»)

Через плечо лейтенанта — в бумажку: что он там пишет?! Неужели таки влипли?!

«Выпущен по фону…»

«Выпущен» — это уже хорошо…

— А как это — «по фону»?

— А у нас на ПУСО уровень поднялся. Выше нашего предела выпуска, 10 миллирентген в час, стал. Ну, мы и пишем: «Выпущен по фону», ниже фона мы ж ни отмыть, ни померить не можем…

— Это так грязь с машин, что вы моете, территорию вам загадила?!

— Не, везде фон поднялся, по всей местности… — он обводит рукой всю равнину вокруг.

…Это дышал кратер незакрытого взорванного реактора.

Выдыхая из себя то, что в нем было. Радиацию.

Радиоактивные частички испарялись, улетучивались из пролома реактора, разносились ветром и рассеивались по прилегающей местности… Поднимая, повышая уровни на ней.

До тех пор, пока небывалый сарай — колоссальный, под стать египетским пирамидам, бетонный Саркофаг — от дождя, ветра, солнца, птичек и прочих превратностей жизни и климата эту руину не прикрыл.

А климат и жизнь — от ее «теплого дыхания»…

…Коля по дороге размечтался:

— Ну, если сегодня и на ПУСО «Рудня Вересня» уровни поднялись!

Но «Рудня Вересня», ПУСО-3 этого контрольно-помывочного каскада, выпускало в тот день как обычно: только с уровнем меньше своих драконовских 1,5 миллирентгена в час. Они от АЭС далеко, в двадцати километрах, до них это «теплое дыхание» не доходило.

Теплое дыхание — вещь интимная: только для близких.

Запах радиации

А вы знаете, как хорошо пахнет озоном после ядерного взрыва?

Академик Сахаров, один из создателей водородной

бомбы, — в разговоре с Алесем Адамовичем[42]

Я и сейчас себе не верю.

Но я и тогда не поверил.

Я перепроверил.

Перенюхал.

Валера вернулся из Рыжего Леса-1,

И ОТ НЕГО ПАХЛО ЙОДОМ.

Дело было на стоянке в Чернобыле, Валера только что вылез из своего броника.

И от него всего пахло йодом.

Именно йодом — подчеркиваю! — ошибиться трудно: и запах очень характерный, и я все-таки человек тренированный — химик по основной специальности.

Я знал, что при взрыве ядерного реактора наружу был выброшен наряду со всем прочим «радиоактивным семейством» радиоактивный йод-131. Знал я, что это короткоживущий изотоп — период полураспада 8 суток.