Какое-то время он убаюкивал её на своей груди. При этом не уставал твердить:
— Я люблю вас. Последняя радость в моей жизни наступит только тогда, когда удостоверюсь, что вы спасены. О, да! Я все сделаю, чтобы вывести вас из этой передряги целой и невредимой.
Все это выглядело весьма комично. И он прекрасно сознавал сей факт. Но подобные заверения пробудили в нем энергию, свойственную лишь молодым людям. К тому же поблизости не было никого, кто мог бы посмеяться над ним; не стоило принимать в расчет даже Марту, поскольку в эти мгновения её разум, похоже, затерялся в каком-то неведомом и таинственном измерении.
Биолог обулся в сапоги, напялил на себя прозрачный плащ с капюшоном и натянул на руки перчатки. После недолгого раздумья заставил подняться и проделать то же самое и Марту. Она покорно следовала его указаниям.
Усадив её снова на скамейку, Жоаким бросил:
— Я скоро вернусь.
Он спустился по ступенькам, которые вели к мосткам у фуникулера. Его шаги гулко чеканили по металлу, порождая угрюмое эхо, терявшееся где-то в тоннеле.
Ученый соскользнул на каменистый склон, двигаясь в направлении блекло подсвеченного туманным днем метрах в ста ниже его полукруга.
Минут через пять он выполз наружу и заковылял по сырому откосу, то и дело поскальзываясь на круглых гальках. Ориентировался по тросам подъемной дороги, изгибавшимся от одной опоры к другой, пока не вышел на край пропасти.
При этом он едва не загремел с высокого утеса. Было ясно, что дальнейшее продвижение вперед было невозможным.
Биолог немного постоял у каймы пропасти, возвышаясь над океаном напоминавшего вату тумана. Он ещё мог различать пару пилонов — контуры третьего лишь слегка проступали в окружавшей его со всех сторон мгле.
Жоаким принялся кричать что было мочи:
— На помощь!
Но голос, заглушаемый капюшоном, звучал глухо и явно разносился не так уж и далеко. Тогда, обреченно махнув рукой, он открыл лицо и заорал во все горло:
— Спасите Марту! Эй, вы, там внизу, слышите ли меня? Э-э-й!
Переводя дух, он полной грудью вдыхал смертельную влажность воздуха.
Он продолжал надрываться, пока не охрип, понимая, что его призывы попусту теряются в горах. Обессилев, он пошел обратно, тяжело ступая и останавливаясь через каждый десяток метров, чтобы перевести дыхание. Приближаясь к тоннелю, заметил желтого, в руку толщиной, слизняка, лениво уступившего ему дорогу, испачкав при этом гравий мерзкой пленкой.
Неожиданно до него донесся крик, точнее, нечто похожее на отрывистый смех, раздававшийся где-то в глубине тоннеля. Его сразу же захлестнула мысль: «Что-то стряслось с Мартой!»
Жоаким рванулся, задыхаясь, вперед, ворвался под мрачные своды коридора и сразу же зажег лампу. Он живо представил себе, как Марта в этот момент насмерть схватилась с…
Совершенно изнуренный, он кое-как вскарабкался на мостки и плашмя растянулся на полу, чувствуя во рту привкус крови. В ушах нестерпимо звенело, словно там бухали в барабан. Он с трудом пробормотал:
— Мар… Марта!
По ступенькам он уже карабкался на четвереньках, уподобляясь животному. В вестибюле никого не было. Голос заулюлюкал чуть дальше, в коридоре. То был рассыпавшийся горохом безумный смех, раздававшийся в паузы между куплетами старинной песни, примитивной, отражавшей все зловещие легенды прошлого:
Жоаким, пошатываясь, поднялся на ноги и, прижимая руку к груди, словно пытаясь сдержать бешено колотившееся сердце, потащился по коридору. Он хотел позвать Марту, но из горла вырвался едва слышный шепот.
А тем временем песня Марты причудливым эхом пульсировала по закоулкам лабиринта:
Жоаким мобилизовал все физические ресурсы своего уже достаточно немолодого тела. При выборе направления движения он опять ориентировался по степени освоенности предшествовавшими ему ходоками коридоров. Но миновав три перекрестка, ученый вдруг обнаружил, что голос стал затухать, причем, как ему представлялось, теперь он доносился откуда-то сзади.
Совсем потеряв голову, Жоаким побрел обратно. Марта, очевидно, сворачивала в этой запутаннейшей сети галерей, нашпигованных обвалами и всякого рода ловушками и темницами, просто так, наобум, ничуть не раздумывая.
Он позвал:
— Марта!
Но его полный тревоги призыв отскакивал, подобно шаловливому мячику, от сводов.
— Т-а-а-а! Марта-а-а-а! Т-а-а-а! Т-а-а-а!