Живая вещь

В последовавшей сцене, как она и опасалась, благородного было мало. Будучи то ли усаженной, то ли уложенной на высокую, твёрдую, наклонную койку, она почувствовала, как внутри у неё всё трётся, тянется, рвётся. Между ног у неё побежала вода; маленькая медсестра, в халате цвета бильярдной зелени и белых тугих грушевидных, выше локтя, нарукавниках, чем-то быстро промокнула эту воду, и сквозь запотевшие очки вперилась Стефани между ног. Эти очки, отметила про себя Стефани с отстранённой точностью, делали по-кроличьи круглое сестринское личико более простоватым, чем оно было на самом деле; по бокам окуляров были позолоченные крылышки, забавно и задорно вздёрнутые к полукружиям бровок. Она называла Стефани «мамочка», но при этом, командуя раздеться, так и сяк повернуться, обращалась вовсе не к голове Стефани, а все глаза и ушки уставила в твёрдый, бледный горб. Подошла некая более старшая медсестра, в бледном фиолетово-белом полосатом халате, и добро заглянула в лицо Стефани, в то время как её, Стефани, голые руки вдевали в сквозистый какой-то, бязевый белый халат и подвязывали ей кое-как сзади на пояснице бандажные ленты, которых был неполный комплект. Эта сестра стала ей объяснять про бритьё и про клизму, и Стефани — истинная поборница хороших манер — выждала, когда снова вернётся дыхание, и сказала, хорошо, я про это всё знаю, пожалуйста, делайте. И прибавила, что немного, к сожалению, побаивается клизмы. Она надеялась, что, объявив свой страх, как нередко бывает, с этим страхом и вещью, от которой страшно, проще станет совладать. Ей хотелось, чтоб медсёстры были старше, но обе казались моложе её самой, и за их деловитой бодростью ей чудилось какое-то напряжение. Они принесли мыльную пену в металлической изогнутой кювете и очень холодную опасную мужскую бритву и, закатав её реденький халат, проворно намылили и соскребли лобковую растительность, устроили в промежных складках освежёванные прогалинки, и те укромные места, которые не были жаркими и влажными, сделались холодными и влажными, — и во всё это время, так же как и потом, вновь и вновь, они вмешивались в ритм её боли, заставляя боль затейливо дёргаться, колыхаться, а не петь с простой, привольной беспощадностью, как раньше. Они клали холодные руки и холодные серебристые трубочки на бугры и на ровности непомерно растянутой кочки живота, так что Стефани хотелось завопить, стряхнуть их прочь, но, однако же, мешала ей вежливость, лишь в нитку вытягивались её брови. Они измерили время между схватками, сказали, что «всё идёт прекрасно», и поставили ей клизму. Отчего все её внутренности, как ей показалось, зажглись и раздражились, её охватила паника. Послушно она скинула ноги и всё тело с высокого ложа и, оставляя мокрый след, загребая по полу, потащилась в ванно-туалетную комнату, где набиралась в ванну вода и ждал унитаз. Ну каким же образом, ну почему ей нельзя было идти пешком с санитарами по длинным коридорам, а теперь можно без всякой помощи находиться одной в ванной и туалете?! Целая быстрая вереница различных дополнительных болей пробежала у неё внутри, точно тёмные вихрастые, друг за дружку цепляющиеся волны прилива или как странные, неровные, вспять друг дружке, подводные теченьица в устье реки. Она сидела и ждала, пока сделает своё дело яростная клизма, и негромко — чтоб никто не услышал — поплакала. Когда кишечник её опростался, она испытала некое облегчение. Боязливо она стянула с себя халат — он так или иначе не думал сходиться спереди и едва ли прикрывал наготу. Шагнула в ванну и, вздыхая, помыла выбритые места тёплой водой, чувствуя, слыша или думая, что слышит, как трескаются, ломаются её тазовые кости. Дно этой ванны было холодным и шершавым, как будто песчанистым (наверное, от крупинок чистящего порошка). Она поспешно, может быть, слишком поспешно шагнула наружу из ванны — боль застигла её переносящей ногу через край, и она нелепо застряла, беспомощная и грузная, в этой ловушке, с облепившими щёку и загривок влажными золотисто-русыми локонами. Вошли медсёстры и ей помогли, закрепили бандажные ленты, помогли надеть банный халат и опять усадили в колёсное кресло.