Живая вещь

Да, были мужчины театра, но были и другие молодые мужчины, с которыми знакомишься на общих лекциях или переменах, мужчины, которые спрашивают, нет ли у тебя, случайно, лишнего листочка бумаги, норовят угостить кофе эспрессо, знакомят со своими друзьями. И была одна тесная мужская компания, вместе с которой она повадилась чаёвничать после лекции о Шекспире и кофейничать после лекции о современной поэзии. Да, она, никогда ни во что не игравшая, увлечённо играла с ними в угадывание датировки того или иного стихотворения из антологии по строчке или по строфе. Они постепенно сделались ей дороги тем, что дали ей, впервые в жизни, чувство принадлежности к какой-то группе, чувство приятное и необременительное, в отличие от несостоявшихся жарких привязанностей в тепличном театральном мирке или регулярного свойского общения с кем-то из девушек в соседней душевой кабинке. Для них, этих дорогих юношей, она даже осмелилась приготовить сверхобильное угощение — первые в её жизни спагетти, холодные, влажноватые, слипшиеся почти в студень. Более того, она — подумайте только, сама Фредерика Поттер! — неумело подштопывала им носки и гладила рубашки и понуривала голову обречённо-смиренно, ежели, при доставке владельцу через мост Гаррет-Хостел, резвый ветер выпростает какую-нибудь наутюженную рубашку из велокорзины да унесёт в реку Кем. В благодарность за это они покупали ей билеты в кино и, не стесняясь, говорили с нею — и между собою при ней — о Йейтсе и Одене, Ливисе и Шекспире, Герберте и Донне. Разговоры их были чрезвычайно увлечённые — поэзию они страшно обожали. А ещё они обожали джаз и гоночные автомобили (и то и другое Фредерика находила скучным). Пока толковали о современной музыке и автомобилях, Фредерика молча наблюдала и оценивала: этот довольно привлекательный, а вот этот умён, но непривлекателен. А вон тот слишком большой аккуратист, а его закадычный друг, пожалуй, грубоват.

Самое трудное был пол, в делах пола даже таилась угроза. Фредерика обнаружила, что эти друзья-приятели гораздо веселее, живее, интереснее, когда общаешься с ними не по отдельности. Замечательно было сходить в Художественный кинотеатр с тремя или четырьмя юношами, а потом через весь Кембридж возвращаться с ними рука об руку, увлекательно беседуя. Но оказалось, что у неё за спиной, без её ведома, заключаются пакты и договоры. Приглашение в кино было общее, но под конец она оставалась наедине с тем или другим конкретным человеком. По пути весёлая кучка мало-помалу таяла, все разбредались по своим колледжам, и лишь кто-то один — не ею выбранный — провожал её в Ньюнэм, до самого входа в жилой корпус. И тогда в светлом сумраке ночи, под окнами Дома привратника, она начинала отбрасывать неясную, чернокрылую тень существа о двух спинах. Здесь-то и начинало проявляться, чаще всего, преимущество более взрослых, отслуживших в армии. Некоторые из них знали, что́ мужчина должен делать руками, как открыть поцелуем ей рот, и умели даже заставить её на краткий миг болезненно затрепетать от желания. Были малопривлекательные, которые вблизи становились чрезвычайно сосредоточенными, настойчивыми и резкими. И привлекательные, которые не умели вообразить — и изобразить — ничего, кроме хладного поцелуя в щёчку. Все эти манёвры, несмотря на участие, оставляли её как будто бы в стороне. Она стояла и позволяла кому-то себя целовать и при этом воображала, как оставшиеся позади приятели, должно быть, по-свойски гадают, как у товарища с ней «продвигается» и есть ли «прогресс».