– Ты не прав, Аркадий, милосердие всегда во все времена и везде востребовано, а здесь, дома, тем более, и именно сейчас. Ладно, довольно о грустном. Как твоя невеста? Ты счастлив? Аннушка – чудная девушка, вы ведь давно дружны.
– Согласен, дружны мы давно, а вот любим ли друг друга – не уверен, да так, наверное, и лучше, меньше будет слез при расставании.
– А каком расставании ты говоришь, Аркаша, что ты задумал, да еще в канун свадьбы?
– Нет, нет, ничего я не задумал. Просто это может случиться, не сейчас, конечно. А сейчас будем веселиться, брат, будем жить, это прекрасно – жить!
– Вот это правильно, это по-нашему, по-Вересовски. Пойдем, я познакомлю тебя со своей невестой, с Варей.
Пройдя в комнату матушки, братья нашли там всех своих женщин. Они мирно беседовали. Все, кроме Аркадия, уже были знакомы с Варей.
Это была девушка довольно высокая, со светлой пушистой косой чуть ли не до колен. На открытом красивом лице были широко распахнутые карие глаза, что никак не вязалось со всем ее светлым обликом.
– Вот, знакомься, Варя, это мой старший брат Аркадий, – представил ее Николай.
– Старший, но не старый, очень приятно, Варенька, теперь наше семейство стало еще больше.
– Конечно, вы же женитесь, ваша жена будет Вересова, – в тон ему ответила Варя.
– Нет, я имел в виду вас, Варя.
– Но я пока не Вересова и счету не подлежу.
– Извините, но, думаю, эта ошибка будет в скором времени исправлена, быть нам родственниками, я в этом уверен.
– Что ты к ней пристал со своим счетом, совсем смутил девушку.
– Не беспокойся, Николя, меня не так-то легко смутить, я умею постоять за себя.
– Вот это замечательно, вот это по-нашему, молодец, Варенька, это по-Вересовски. Люблю, черт возьми, смелых девушек.
Все были в отличном настроении. Пришел и Михаил с гитарой, и большая и дружная семья перебралась в гостиную, где веселилась до позднего вечера.
Пробыв неделю, Николай вернулся назад в Женеву, где его ждали работа и учеба. А Варенька задержалась в Питере. Она остановилась в доме своей бабушки Варвары Васильевны Шаховской, которой было уже под 80 лет, и она ни за что не соглашалась покинуть Россию, Петербург.
– Я здесь родилась русской, русской и помру, недолго осталось. Россия – это часть меня, и здесь лежать моим костям. Здесь похоронены мои родители, мой муж, и мое место рядом с ними.
– Ну, матушка, – уговаривала ее мать Вари, – что ты будешь здесь одна делать? Все так неопределенно при нынешней власти, поедем все вместе.
– Мне чего бояться, кому я нужна, старая? Смерти – так я ее уже заждалась. Нет, милая, вы поезжайте, вам надо растить детей, а я остаюсь. А потом – разве я одна? Со мной Авдотья, слуги еще есть. Много ли мне надо. Поезжайте.
И осталась в Питере со своей приживалкой, старой, как и сама, подругой Авдотьей Михайловной, с которой не расставалась уже много-много лет.
Вот Варенька и остановилась у своей бабушки. Она тоже разделяла мнение ее, что совсем незачем бежать из России. Сейчас, живя здесь и наблюдая все происходящее в городе, Варя решила не возвращаться в Женеву к той спокойной, бездейственной жизни обеспеченных буржуа. Ей хотелось быть полезной России в трудные для нее дни. И она решилась.
– Бабуля, что ты скажешь, если я не вернусь назад в Швейцарию, останусь здесь в России с тобой? Мне тяжко сидеть без дела. Я хочу пойти на курсы медсестер и работать потом в госпитале. Война, столько раненых. Кому-то нужно им помогать. Почему не мне?
– Бог с тобой, девочка, я тебе не указ, ты достаточно взрослая. Может, это и мой эгоизм, но я счастлива, что у меня выросла такая внучка, очень счастлива. Не зря я тебя нарекла Варварой!
На том и порешили. Варя пошла учиться на курсы медсестер. И еще была у нее затаенная причина, о которой Варенька не смела никому признаться, даже самой себе. Влюбилась девушка, влюбилась с самого первого взгляда в брата Николая, Аркадия, будучи у него на свадьбе. Она понимала всю обреченность своих чувств, но ничего не могла с собой поделать, ей необходимо было хоть изредка видеть его, даже не разговаривать.
Третья глава
Прошел еще год. Новые власти разослали повестки «бывшим богачам», требуя от них вносить контрибуцию для блага народа. Но это было непросто, почти все деньги банков уплыли за границу. Обещанная свобода превратилась в террор, братство – в гражданскую войну, а равенство превратилось в возвышение для новой власти, еще более алчной, более прожорливой, нежели при царской власти. У людей исчезла сердечность, прекратились всякие душевные разговоры. Люди вообще стали бояться открыто что-то говорить, боясь доносов.