Мне стало до слез жаль Грачеву, будь сейчас на ее месте студентка, я предложила бы ей прогуляться. Но Надежда Егоровна небось сочтет мое предложение фамильярностью.
– Ты уже домой, – спросила педагог, – или на работу?
– Сегодня не моя смена, – ответила я, – погода хорошая, в квартиру возвращаться неохота.
– Может, прогуляешься со мной? – неожиданно сказала Грачева.
– С радостью, – кивнула я, и мы медленным шагом двинулись по улице.
Глава 21
– Солнышко светит, – вздохнула Надежда.
– Почти лето, – подхватила я.
– Прекрасная погода, – протянула преподавательница.
– Не верится, что октябрь, – добавила я, – вон дети в футболках.
Сказав последнюю фразу, я прикусила язык, но поздно. Грачева посмотрела на стайку весело смеющихся мальчишек лет восьми-девяти и горько сказала:
– Я сама виновата! Отправила мальчика одного!
– Не ругайте себя, – пробормотала я.
– Ты не понимаешь! – гневно воскликнула она. – Никто не может оценить масштаб трагедии! Всем плевать!
Она схватила меня за руку.
– Прости, пожалуйста! Не хотела грубить.
Я попыталась улыбнуться.
– Забудьте.
Грачева остановилась:
– Никто не хочет мне посочувствовать. Когда Славик домой не вернулся, я по наивности позвонила бывшему мужу, он со мной после развода не общался, алименты платил на мальчика копеечные, в гости к себе Славу не звал. Ушел к другой бабе и первую семью как отрезал. Но ведь отцом он, несмотря на свою измену, оставался. К кому мне было обратиться? Однако зря я рассчитывала на его помощь, свекровь трубку сняла, выслушала меня и заявила: «Юрия нет дома. Разведясь с тобой, он создал семью с женщиной, которая обеспечила моему сыну условия для развития его личности. Ты была отвратительной женой, нерадивой матерью, и исчезновение Славы вполне закономерно. Если за ребенком не смотреть, он непременно пропадет».
– Вот сволочь! – выпалила я. – Не верьте ей.
– Я попробовала поговорить с подругой, – не слыша меня, продолжала Грачева, – ты ее знаешь, Анжела Сергеевна, она в нашем институте русскую литературу преподает. Позвонила ей в слезах, а та вдруг заявила:
– Надежда, ты жуткая эгоистка! Мне жаль, что Слава стал жертвой педофила, но у нас с Сашей несчастье, сгорела квартира, нам не до тебя.
– Здорово, – кивнула я, – сравнила свою двушку с вашим горем. Прошу, не думайте об извращенцах!
Надежда Егоровна прикусила губу.
– А о чем еще думать? О счастливом будущем? Я, пока по отделению полиции ходила да упрашивала заявление о пропаже сына взять, наслушалась историй и поняла: нет шансов. Ребят похищают в двух случаях: выкуп хотят или из сексуальных побуждений. У нищей преподавательницы денег требовать смешно. Те, кто этим промышляет, не идиоты, небось сначала разузнают, могут ли родители миллион найти. Значит, на Славика напал педофил! Но я ума не приложу, где он моего ребенка встретил?
Я попробовала успокоить Грачеву:
– Полиция ищет вашего сына! Они же в конце концов взяли у вас заявление.
Надежда Егоровна молча прошла вперед, затем произнесла:
– Степанида, я не хотела лишать тебя иллюзий, свойственных юному возрасту, подрывать веру в справедливость, но в полиции предпочтут заняться поисками ребенка знаменитого или богатого человека. Мой Славик для них кто-то вроде помойного котенка. От меня отделываются отговорками, от стражей порядка я слышу одну фразу:
– Ведутся оперативно-разыскные мероприятия.
А потом они непременно добавляют:
– К сожалению, статистика по нахождению пропавших детей отнюдь не радужная.
– Не надо сразу думать об ужасном, может, Славу сбила машина, – ляпнула я.
Надежда Егоровна остановилась и воззрилась на меня.
– Конечно, стать жертвой ДТП неприятно, – попыталась я исправить свою глупость.
– Но это лучше, чем окончить жизнь в мучениях, утоляя страсть педофила, – кивнула Грачева.
– Нет, я хотела сказать другое, – вывернулась я, – водитель мог сбить мальчика и уехать. Славу забрала «Скорая», он без сознания в реанимации, документов у него нет. Или ваш сын упал, сломал позвоночник и опять же очутился в клинике! Вероятно, он в тяжелом состоянии, но жив!
Грачева неожиданно погладила меня по голове:
– Хорошая ты девочка, Степа. Да только я обзвонила все клиники Москвы, нет у них неустановленного ребенка семи-восьми лет. Иди сюда!
«Немка» взяла меня за руку и повела в глубь квартала. Спустя минут десять мы очутились во дворе красного П-образного трехэтажного здания постройки прошлого века.
– Это музыкальная школа, куда ходил на занятия Славик, – мрачно сказала моя спутница, – слева дом, где я живу, квартира на втором этаже. Славик шел по двору, завернул за угол, и все. Ему осталось преодолеть до входа метров двести. Какая машина? Двор не проездной.
Я быстро пробежала вдоль правого флигеля, увидела дощатый забор, узкую тропинку и широкую, без окон, стену школы.
– Здесь даже мотоцикл не пройдет, – проронила догнавшая меня преподавательница.