Живая вода (СИ)

Феликса поплыла медленно, стараясь направиться туда, где по ее прикидкам должно быть дно. Она зажала нос, готовясь выровнять давление с глубиной… но никакого давления не было. “Наверное, дно не в этой стороне”, — решила Феликса.

Но в какую сторону она бы ни двигалась, давление и боль в ушах так и не появилось. “Боль я могу списать на свою мертвецкую бесчувственность, — недоумевала она, — но давление воды я бы почувствовала! Хотя бы слухом!”

Здесь, в темноте, звуков оказалось удивительно много. Чародейка была так озадачена поиском направления, что не сразу поняла, что подобных звуков под водой быть не могло. Она различала звонкую размеренную капель; мягкий приятный звон, будто миллион стеклянных зведочек перекатывался в огромной хрустальной вазе; шелковистый шелест, напомнивший ей, как мать опускала балдахин над ее кроватью; клейкий треск, с которым расцветают растения и лопаются свежие почки при магически ускоренном росте…

Феликса перестала искать верное направление и позволила звукам и ощущениям нести ее тело, помогая им слегка ластами. Через несколько минут она начала различать сине-зеленые блики, а глаза стало намного меньше щипать от соленой воды. “Сейчас меня выбросит отсюда, — испугалась она. — Как ночью из сна…”

Блики становились все ярче. Разглядеть что-то кроме сине-зеленого свечения оказалось невозможно. Вскоре оно стало не просто ярким, а слепящим, и Феликса зажмурилась. Капель, звон и шелест стали четче; эти звуки доносились словно со всех сторон сразу, ввинчивались в мозг, ускорялись, рискуя довести чародейку до безумия…

… Волны ударили ее о скальную полку. Феликса судорожно вцепилась в подобие берега, несколько взмахов ногами вытолкнули ее вперед. Еще одна волна грубо толкнула ее дальше, и чародейка сильнее ухватилась за край поросшей острыми ракушками скалы, чтобы ее не слизнуло обратно в океан. Она ощупала все вокруг, нашарила следующую “ступеньку”, куда можно было взобраться, сняла уже ненужные ласты.

Подниматься пришлось в основном на ощупь, но иногда где-то дальше и выше вспыхивали бледные сине-зеленые светлячки. В этих вспышках стало видно, что острые краешки наростов на скалах — вовсе не ракушки. Это были самоцветы, сапфиры и изумруды, аквамарины, флюориты, аметисты, какие-то фантастические минералы, которых она никогда не встречала — камни, большинство из которых ни за что не могло бы соседствовать в природе.

Очередная вспышка высветила впечатанный в скалу череп — кристаллы самоцветов проросли прямо сквозь него. Еще череп. И еще. Скоро она поняла, что лезет практически по одним только черепам. “Если Анаштара символизирует источник мертвой воды, — подумала Феликса, — то второй Проводник должен бы вести к источнику живой воды. Но пока что-то не похоже”.

Очередная ступенька наконец вывела ее к источнику вспышек — огромной пещере. Она точно так же поросла щетками кристаллов, и свет отражался в них мириадами разноцветных бликов, в основном синих и зеленых. Сам светоч оказался крошечным: белое пятнышко размером не больше яблока.

Феликса застыла. Бликующие кристаллы были не главным чудом в этом месте.

Противоположная стена пещеры, та, от которой долетал пульсирующий свет, сплошь поросла лозами. Толстые, как древесный ствол, основания переплетались с нежными свежими ростками. Ростки же непрерывно ползли, крепли и выстреливали новые листья и гибкие усы, которыми цеплялись за старые участки. Стена лозы была такой плотной, что Феликса не могла различить за ней скалы.

Постоянно растущая лоза избегала одного места в центре — источника света и того, кто его оберегал. Белый светоч вспыхивал между двух светлых витых рогов. Рога принадлежали существу с бледной кожей, испещренной темно-зелеными татуировками. Те, казалось, тоже двигались и рисовали на его коже новые ростки, в то время как старые сохли, бледнели и исчезали. Ниже пояса тело покрывала блестящая темная сине-зеленая чешуя. Ноги по форме напоминали задние конечности горного козла, но копыта были гораздо мощнее.

Леший спал. Широкая грудь мерно вздымалась в такт пульсации светоча между рогов. Феликса боялась сделать шаг и разбудить его, боялась, что если он проснется, то лозы прекратят свой рост, светоч погаснет, и волшебная пещера погрузится во тьму, из которой она только что выплыла.

“И все-таки, как я сюда попала? — Феликса с досадой осмотрела израненные мелкими кристаллами руки. — И почему плыла сквозь тьму вместо океана?” Глядя на лешего, она все-таки придумала объяснение: должно быть, тьма — это сон Древнего, оберегающий священное место от вторжений. Но что тогда ее пропустило? “На Проклятых островах Анаштара сама вела нас к ней, — вспомнила чародейка. — Течения подхватывали корабли в тумане и гнали к острову. И так же, наверное, какая-то древняя магия ведет через тьму его сна”.

Но все, кто прошел через сон, теперь были вмурованы в скалы убежища Древнего. “Не кончить бы тем же”, — вздрогнула Феликса.