— Гори мной, — шепнула Феликса. — Пусть я мертва, и душа моя когда-то блуждала во тьме. Возьми все, что я пронесла сквозь нее, и все, что могла бы нести дальше. Этот источник не исчерпать и тысяче смертей. Гори, как я горю.
Лозы на ее теле, ранящие, калечащие, сочащиеся ядом, вспыхнули — но не огнем. Чистый, незамутненный белый свет током пробежал по старым стволам и свежим побегам, наполнил всю пещеру. Вслед за лозой побелели и татуировки на теле лешего, виток за витком.
Остался последний шаг. Последний — и, как это часто бывает, самый трудный.
Внутренняя сила охотно горит, когда кажется, что кто-то могучий способен подхватить и спасти в последний момент. Но в сердце Феликсы, в отличие от Брисигиды, не было места чужой силе, древним богам и их таинствам.
Зато в нем поселился сын одного из них, сын Великой Матери. “Как мать узнает имя своего ребенка? — вспыхнула внезапная догадка. — Как капитан узнает имя корабля, всадник — имя коня, древний воин — имя меча?.. Как узнать имя того, кто сам его не помнит?”
Это и правда было сложно, хоть лежало на самой поверхности.
— Я прошу твоей помощи и плачу полную цену, — Феликса открыла глаза. — Владей своим именем, Древний. Я отдаю тебе его… Септаграт.
Белое сияние заполнило глаза лешего, пробежало по витым рогам и длинным темно-синим волосам. Феликса снова услышала капель, перекаты и звон стеклянных звезд, теплый шелест… потолок пещеры раскрылся, как свежий бутон. Вода хлынула по стенам: пещера оказалась почти на самой поверхности.
Тугой кокон из стеблей разжался, выпуская чародейку. Лозы тут же переплелись под ее ногами, свились в большую зеленую лодку.
Феликса легла на плетеное дно, закрыла глаза и тут же уснула — так крепко и сладко, как не спала даже в детстве.
***
Целители наконец-то отпустили Аянира, но попросили Джамира какое-то время пожить с ним. Джамир был только рад. Последнюю неделю он постоянно тренировал иосов, и советник, который ими командовал, патерос Плиммира, очень гордился результатами. Почему-то бывшего антимага это пугало.
— Что тебя тревожит? — недоумевал цесаревич. — Ты хороший воин, но что гораздо важнее — хороший учитель. Иосы тебя понимают. Советник Плиммира сказал, что ты даже подсказал, как соединить магические приемы и… кхм. Забавно. И антимагические.
— Патерос Плиммира и правда меня хвалил. — Джамир все никак не мог привыкнуть говорить местное “патерос” вместо привычного “генерал”. — Вот только когда военачальники хвалят, жди сложных заданий.
— Тебя не попросят сделать что-то, с чем ты не справишься, — заверил его Аянир.
— Тебе-то почем знать?
Они разговаривали на берегу подземного озера. Джамир выполнял свои ежедневные упражнения. Аянир любовался игрой бликов на водяных светильниках — в полдень и пару часов после него в пещеру Матинеру проникало больше всего света. Цесаревич, казалось, успел совсем позабыть, что тоже когда-то учился в Цитадели антимагов.
— Здесь ведь не Цитадель, — напомнил он. — А патерос — не Аннаира. Не твой безликий Владыка. — Джамир покосился на цесаревича, взмахнул тренировочным шестом и покачал головой. Аянир понял. — Ну ладно. Ты прав, я знаю, потому что мне уже сказали, о чем собираются тебя попросить.
— Так скажи мне.
Горец завершил движение, встал спокойно, выдохнул. Отложил тяжелую палку, стянул промокшую от пота рубашку и медленно вошел в озеро. Он поежился: в это время года вода и на поверхности холодила, что уж говорить о подземной части потоков. Но Джамир все равно не собирался плавать и плескаться, только освежиться. Сосредоточиться перед собранием Совета, на которое их снова пригласили.
— Ты давно виделся с Теоной? — спросил Аянир, будто не услышал его просьбу.
— Вчера, — ответил горец. — А что?
— Она помогла тебе вспомнить Бедеран. — Цесаревич протянул ему пушистое полотенце. — А последнее время вы наверняка много говорили о твоей деревне, верно?
— Все так, — кивнул Джамир. — Но как это относится к… О, нет! Только не говори мне, что в этом и состоит ваш план!
— Понимаю твои опасения, — осторожно начал Аянир, — но это всего лишь дипломатическая миссия. Кто лучше тебя поймет твоих соотечественников? Последним, кто поладил с горцами, был герцог Драган Ферран, но он погиб во время переворота. К тому же, он ездил в другие горы. Не к твоему народу.
— Мой народ! — простонал Джамир. — Я такой же чужак для них, как и ты, как любой из славирских аристократов. Если ты не прожил с ними всю жизнь, ты чужой. И никто не станет тебе помогать.
— Но ты их хотя бы знаешь. — Аянир положил руку ему на плечо. — Друг мой, послушай. Не руби с плеча. Хотя бы послушай, что скажет Совет. У них ведь есть план.
— Мура ваш план, — заявил Джамир. — Вы хотите уговорить горцев под девкой ходить. Да будь она хоть трижды императрица! Никакой дипломат их не убедит.
— А как же ее капитан? — с хитрой улыбкой напомнил цесаревич.