Живая вода времени (сборник)

Цыганка-осень, ливнями звеня,

У лета дни в открытую крадет.

Златой сентябрь рыжего коня

Упрямым шагом под уздцы ведет.

Бросает золото в красивые сады,

Где отзвенели летние сонеты.

И скоро пожелтевшие листы

Посыплются, как медные монеты.

Попутный ветер восхищенно рвет

Со смуглых плеч багряные наряды,

И рощам молодым их раздает —

За тайные свидания награды.

Грядущий сон предчувствуя уже,

Природа чудная печалится немного.

А я спешу с волнением в душе

Цыганку-осень встретить у порога.

* * *

Болят от поцелуя губы,

Воспоминанья бьют в висок.

Ты не хотел быть слишком грубым,

А просто душу пил, как сок…

Ты так хотел до дна дойти!

Узнать, а что во мне осталось?

Но шел по ложному пути,

Хоть я без боя отдавалась.

И мною ты давно прощен.

Тебя убьет твоя же жажда.

Дойдешь до дна – налью еще…

Чтоб захлебнулся ты однажды!

* * *

Долгожданный друг, самый званый гость,

Почему в судьбе надломилась ось?

Что, сорвались мы с окаянных строп,

Не успел никто надавить на «стоп»?

И попали мы под прицел дорог:

И ВЕЛА ОДНА на святой порог.

А другая вдаль, где царит закат,

Где у темных сил сторожа не спят.

Если спросишь ты, как же дальше быть?

Прошепчу в ответ: «А давай ЛЮБИТЬ!»

* * *

В замерзших каменных домах

Не отражаются улыбки.

Шальной фонарь горит впотьмах,

И на асфальте тени зыбки.

И я иду одна в ночи —

Закат растаял спелой вишней.

Наверно правы палачи,

Что голова бывает лишней.

Ведь разум мой давно грешит,

А мысли холодны и трезвы,

И лишь душа еще спешит

Поймать меня у края бездны.

Она еще с надеждой ждет

Улыбки в окнах безымянных.

Тропинкой тонкою ведет

Сквозь город мыслей окаянных.

И знаю я: придет рассвет,

Чудесный луч в окне забьется,

И кто-то с радостью в ответ

Мне в этой жизни улыбнется.

Алексей Попович

Долгой была война

Нефтяник я давний. Мы приехали на нефтепромысел весною 1941 года из полугреческого хутора Элинского. Это в двух километрах от станции Николенково СевероКавказской железной дороги. Отец и мама работали там в колхозе и за весь 1940-й год вдвоем и даже при моей посильной помощи заработали 800 трудодней. По 800 граммов на трудодень, и на эти трудодни получили 16 килограммов муки размолу, воровать родители не умели. Выручала корова и картошка на нашем огороде. Но отец недолго протянул после того, как корова перестала доиться. Заболел, никакой помощи ниоткуда ждать не приходилось. Мама взяла у соседей двухколесную тележку и за пятьдесят километров повезла отца к отцовскому брату Афанасию, который жил в колхозе, но более зажиточно и работал председателем. Там отец немного пришел в себя. Правдами и неправдами у кичмаевских черкесов раздобыл справку с места работы и устроился на нефтепромысел Широкая Балка треста «Хадыженнефть» в капитальный ремонт скважин сторожем. На большие трудовые подвиги после недавней болезни и голодовки он не был способен.

Месяца через два, а может, три, где-то в конце февраля или в начале марта 1941 года мы всем своим «табором»: мама, я и трехлетняя сестра Ольга переехали на нефтепромысел в поселок Асфальтовая гора.