Живая защита

Совсем близко послышались частые паровозные свистки. Сквозь снежную мглу робко проглянули расплывчатые квадратные очертания. И вдруг мимо Барумова, заглушив метелевый вой, грохоча, пронесся паровоз со снегоочистителем впереди. На Павла полетели снежные комья. Несколько секунд не было видно даже самого ближнего телеграфного столба.

И опять над головой завизжали провода. Павел раздвинул собою рыхлый снег, выбрался на путь. Две отчетливые нитки рельсов располосовали снежное полотнище. На стене коридора ветер снова лепил угрожающий козырек.

«Не уходить. Иначе занесет снова», — подумал Барумов. Здесь, в снежной канаве, было тихо. Лишь отдельные резкие порывы ветра срывались с козырьков, били по лицу. Павел положил на рельс лопату, сел на нее и начал переобуваться. В валенках было полно снега. Брюки намокли. От их прикосновения зудело вспотевшее тело.

— Ты чего расселся! — неожиданно раздался над головой голос Зимарина. — Попадешь под поезд. Встань!

Павел снял второй валенок, вытряхнул снег.

— Какой поезд? Снегоочиститель прошел только, перегон занят.

— Для того и прошел снегоочиститель, чтобы поезда пропускать.

Зимарин стоял в сугробе твердо, широко расставив ноги. Ушанка сдвинута на затылок. В раскрасневшееся лицо яростный ветер бросал снежную пыль, и она быстро таяла, оставляя на коже бисерные водяные капли. Казалось, что холодный пронизывающий ветер с жестким измельченным снегом сущая забава для этого человека. В брови Зимарина набился снег, поэтому они казались сделанными из ваты.

— Смахните сугробы, — посоветовал Барумов.

— Щиты начнем переставлять. Беги к Матузкову, — сказал Зимарин и зашагал дальше по путям.

Он ставил ноги уверенно, будто знал, в каких местах под снегом лежат шпалы. Пока видел его Барумов, он ни разу не поскользнулся, не оступился, хотя в снегу тонули ноги и идти было трудно.

Павел нашел Матузкова, когда он, облокотившись на ручку лопаты, курил. Рядом в такой же позе отдыхал Ванек. У обоих из-под шапок высовывались мокрые волосы, щеки бороздили полосы пота.

— Зачем нас пригнали сюда? — кривились в усмешке Гришкины губы. — Снегоочиститель, это я понимаю. А мы… С вилами против танка.

И Ванек и Гришка поработали от души, им было жарко. Рукавицы засунули в карманы.

— Идемте за мной, — сказал Барумов.

Щиты были выставлены в начале осени. Сейчас их занесло. Напоминая о себе, они показывали торцы верхних планок. Щиты приходилось раскачивать, вытаскивать из-под сыпучего снега, отбрасывать затвердевшие комья. Удивительно, как быстро спрессовалась белая масса! Со всего размаха ударяя лопатой в сугроб, Павел в снежной стенке успевал различить мелкие горизонтальные полоски, похожие на увеличенные годичные слои древесины. Прикрепляя щит к высокой жерди-стояку, услышал за спиной шаги. Оглянулся. Сквозь метелевый вихрь двигалась темная фигура человека. Над ним огромным бумажным змеем болтался на ветру квадратный щит. «Зимарин, — узнал Павел. — А он молодцом…»

Бригада работала молча. Люди, выстроившись цепью, ожесточенно отбрасывали снег, хватались за щиты, вытаскивали их, не теряя ни секунды, опрометью бежали на вершину сугроба. Щитовая линия вырастала снова. Путь снегу к полотну железной дороги был прегражден. Подошел Зимарин.

— Три. Левая щека побелела.

Павел бросил лопату, провел варежкой по лицу.

— Не сильно. Кожу сорвешь. Вот что, работы осталось не густо. Посмотри, не пронесло ли молодую полосу. Там ни одного щита не ставили, на наши кусты понадеялись.

Павел стряхнул с воротника снег и пошел.

— Недолго! Смотри не потеряйся! — услышал напутствие.

Идти можно по полотну дороги. Наступать тверже и ровнее. Но Павел, проваливаясь в рыхлых наносах нового сугроба, не сворачивал от щитов. Если ветер сорвет хотя бы один из них, образуется дыра, твердый снежный язык выползет на путь. А это уже занос и перерыв движения поездов. Он так и шел от одного кола до другого, проверяя крепление щитов.

Тишину почувствовал сразу. Позади Павла ветер свистел в широких просветах деревянных щитов, впереди — приглушенно гудела в деревьях неугомонная пурга. Со стороны поля шуршащими волнами налезала поземка. Только на пути, огражденном посадкой, было тихо.

Павел по глубокому сугробу обошел кусты боярышника. Стряхнув снег с пальто, выбрался на путь. Посмотрел и замер, словно совершил открытие.

Через железную дорогу ветер тащил нескончаемую массу снега. Завывающая лавина в середине лесополосы отталкивалась от нанесенного ею же белого вала, как от трамплина, и неслась над вершинами деревьев, над телеграфными проводами. Деревья гнулись, тонули в сером кипящем потоке. За ними отвесной стеной вырастал треугольниками, нацеленными в сторону рельсов, острозубый вал. И начиналось желанное затишье.

Мелкие, перемолотые ветром снежинки медленно оседали на путь. Так оседала сухая пыль на летних дорогах, когда десятилетний Павлик Барумов с мальчишками выбегал навстречу автомобилю, нырял в поднятое с земли облако и стоял, жадно нюхая казавшийся необычно приятным запах отработанного бензина…