В статьях, которые мне довелось прочитать, Володя не всегда такой, каким я его знал… Это вовсе не значит, что моя точка зрения — единственно верная. Я не собираю эти статьи, не делаю вырезки, считаю, что это суета. А вот, что живёт в моей памяти и оказывает влияние на мои поступки, вот это важно…
Леонид Владимирович Сульповар
— Я познакомился с Высоцким в 69 году, он лежал в нашем институте Склифосовского. Володя был в очень тяжёлом состоянии после желудочного кровотечения… Тот самый случай, который подробно описывает Марина Влади в своей книге «Прерванный полет».
—
— Желудочно-кишечное кровотечение — это окончательный диагноз, а причины этого могут быть разными… Тогда диагностика была не на столь высоком уровне, я даже не помню, делали мы гастроскопию или нет? Но мы думали, нет ли там кровотечении из вен пищевода…
— Конечно. Если говорить медицинскими терминами: резко упало давление, был очень низкий уровень гемоглобина. Именно поэтому Высоцкий и попал в реанимацию, надо было проводить интенсивную терапию. Но вывели мы его из этого состояний довольно быстро, кажется, он выписался прямо от нас… Но, может быть, полежал некоторое время в «хирургии».
Леонид Сульповар, Вера Карташёва, Владимир Высоцкий и Марина Влади (со спины). Реанимационное отделение института им. В. В. Склифосовского, начало 1976 г.
Фото. И. Гаврилова
— Она всё время не отходила от Володи. Практически целые сутки сидела у нас в ординаторской. В палату мы её не пускали, а вот в ординаторской она сидела всё это время.
— Следующая? Как-то само собой получилось, что мы начали в тяжёлые минуты Володе помогать… В периоды его «ухода в пике». Мы познакомились с его друзьями, они звонили… Приезжали и выводили его из этих состояний. Помогали, во всяком случае… Это было… Трудно сказать, насколько часто это было… Эпизодически… Мы ходили в театр. Володя приглашал на концерты, иногда просто так заезжали к нему… А более тесные отношения сложились в последние годы его жизни, начиная, примерно, с 1977 года.
— Физически Володя был очень развит, в нём всегда чувствовалась невероятная сила. И именно мужская сила. А здоровье… При всей его физической развитости и тренированности в последние годы здоровье, конечно, было подорвано. Подорвано его образом жизни — неупорядоченным, без сна и отдыха… И это давало о себе знать.
— Безусловно. Во всяком случае, насколько я мог это видеть… Володин дом на Малой Грузинской иногда был похож на проходной двор: одни входят, другие выходят… Эта вечная толпа… Многих я знал, однако мелькали и совершенно незнакомые лица. Но стоило появиться Марине, как всё это исчезало. Конечно, люди приходили, но это был совершенно другой круг. И был совершенно другой стиль жизни. И «уходов в пике» было гораздо меньше…
— В пике или в штопор? В тот период это было просто злоупотребление алкоголем. Что называется, «надирание» и уход из этой жизни в другую, бессознательную, может быть, даже потустороннюю. Откуда нам и приходилось его «доставать». Но был ли Володя алкоголиком? Всей информацией я не обладаю, были и другие врачи, которые помогали ему. Но я могу совершенно определённо сказать, что алкоголиком он не был. Люди, подверженные этой патологии, — запущенные, опустившиеся. Володя был абсолютно другим. Допустим, через день или два мы выводили его из этого болезненного состояния, Володя становился другим человеком: собранным, подтянутым, готовым работать. А почему это происходило? Понимаете, вся его жизнь — замотанная, задёрганная: театр, концерты, ночная работа — и всё в бешеном темпе… Да ещё темперамент холерика, который у него, безусловно, был… Всё это говорило о том, что рано или поздно он может сорваться. В общем, чувствовалось, что есть определённая взаимосвязь между его образом жизни и этими срывами.