— Да, потому что к этому времени я уже знал о наркотиках… Володя говорил, что ощущает в себе два «я»: одно хочет работать, делать, любить, и второе, которое тянет его совсем в другую сторону, в эту пропасть безысходности. И постоянное противоборство двух «я» делает его жизнь совершенно невыносимой. У него не получалась жизнь с какими-то определёнными поступками, он метался из одной стороны в другую. Два раздирающих начала делали его жизнь страшной и невыносимой… А болезнь к этому времени зашла уже очень далеко. И я начал искать, что ещё можно сделать. Единственный человек, который этим тогда занимался, был профессор Лужников. К нему я и обратился. И у меня была большая надежда — и я Володю в этом убедил, — что мы выведем его из этого состояния. Лужников разрабатывал новый метод — гемосорбцию. Я договорился, но то не было адсорбента, то ребята выезжали в другие города. А Володя ждал, каждый день звонил: «Ну, где? Ну, когда?» И наконец мы это сделали… Я пришёл к нему, посмотрел и понял, что и здесь мы ничего не добились. Тогда мы думали, что гемосорбция поможет снять интоксикацию, абстинентный синдром… Но теперь ясно, что это не является стопроцентной гарантией.
— Понимаете, когда мы выводили Володю из тяжёлых состояний, то знали, что можно, а что нельзя; знали, чего следует бояться… Ведь в этом процессе используются вещества наркотического ряда. Володя попадал в разные места и где-то его, скорее всего, передозировали. Тогда «выход» проще… В общем, я думаю, что вкус наркотика он ощутил на фоне «выхода из пике». Где и когда, я не знаю… От меня Володя очень долго это скрывал. Я только в 79 году догадался — сам понял, — что дело тут уже не в алкоголе, а совсем в другом… И для меня это было очень грустным открытием — с наркотиками бороться куда трудней… Доз я не знаю. Хотя мне рассказывали, что они были совершенно фантастическими! Мы с Володей об этом никогда не говорили.
— Конечно. У него в последнее время был такой настрой — или вылечиться, или… умереть. Дальше так он существовать уже не мог. И откровенно говорил об этом. Поэтому я так расстроился, когда после гемосорбции посмотрел ему в глаза… Хотя сам Володя говорил:
— Вё нормально. Всё хорошо…
Но я-то вижу… По-моему, это был последний удар, рухнула последняя надежда. А ведь мы его так настроили: «Это гарантия!» А что нам оставалось делать, надо было его настроить…
— Нет, невозможно. В последнее время болезнь зашла так далеко, что отказ мог привести к смерти. Потому что нужна замена, а она никогда не бывает адекватной… Абстинентный синдром… Это трудно себе представить, как мучаются люди! Страдает всё, весь организм… А удержать? Володя, на мой взгляд, был человеком, для которого авторитетов не существовало. Другое дело, что у него была своя градация отношения к людям. И в этой системе Вадим Иванович Туманов стоял достаточно высоко. Он мог повлиять на Володю, но в последние годы уже не всегда.
—
— 23 июля я дежурил… Ко мне приехали Янклович и Федотов. И говорят, что Володя совсем плохой. Что дальше это невозможно терпеть и что надо что-то делать… Федотова я тогда увидел в первый раз, и он как-то странно себя повёл:
— Вы тут сидите, ничего не делаете…
Рукопись (близкая к беловой) 1-й части песенной трилогии «История болезни»