Живет на селе человек...

Варвара Семеновна нерешительно открыла дверь кабинета председателя колхоза. В просторной комнате сидели по-праздничному одетые пожилые колхозники. На диване важно сидел и ее Наумыч. При появлении Варвары Семеновны председатель встал:

— Здравствуй, здравствуй, Варвара Семеновна, — протягивая руку, сказал он и тут же добавил: — Здорово вы тогда на машине «простуженного» разделали. Приятель мой — Иванов, будь неладный, приказал помалкивать. Я вам подкашливал, да, видать, не узнали. В райкоме после этого такую припарку дали — и за птицу, и за вас — зачинателей колхозного движения. Критиковали правильно. Вот и решили старейших колхозников собрать. Будем обсуждать важнейшие вопросы колхозной жизни.

Варвара Семеновна смотрела то на председателя, то на мужа. Но вот она ласково, по-матерински, положила свою маленькую, узловатую руку на плечо председателя и тихо сказала:

— Не сердись, Прохор Иваныч, не по злобе наговорила. Характер все же у тебя — не враз поймешь. Как говорит мой, Наумыч, сплошная за…

— Не туда гнешь, Варвара, — строго прервал ее смущенный старик. — Характер у Прохора Иваныча вполне понятный. Хозяйство вести — не бородой трясти…

ТОВАРИЩ

1

Стиснув зубы, Антон Нефедов с бешенством смотрел на бледное, потное лицо Семена и медленно поднимал свою могучую руку.

— Антон, опомнись! — испуганно прошептала Варя.

Но было уже поздно. Глухой удар — и голова Семена запрокинулась назад. В тот же миг неуклюжее, полное тело рухнуло на пол. Раздался звон разбитой посуды, все повыскакивали из-за стола. Антон спокойно положил руки на вздрагивающие плечи жены, тихо сказал:

— Пойдем, мать, домой.

На улице хозяин дома — пожилой, широкогрудый Прохор Свиридов укоризненно сказал:

— За что ты его?

Антон возбужденно заговорил:

— Честного человека оклеветал! И чего только не наплел. И хапуга-то он, и двурушник, словом, вражина. Так стало противно — ну, прямо, мочи нет. И раз, и два просил: замолчи! Не послушал…

— А кто этот честный человек?

Антон помолчал. Потом наклонился к Свиридову, сказал на ухо.

— Да ну?

— Точно, врать не буду.

Свиридов покачал головой:

— И все же зря погорячился. Боком тебе выйдет такое ухарство!

2

…В открытые настежь окна вместе с густыми сумерками врывался прохладный ветер запоздалой весны. Но Антону было невыносимо душно. Низко склонив голову, тронутую на висках серебром, он с тревогой прислушивался к тому, как волной катится неугомонный людской говор.

Антон несколько раз собирался взглянуть в переполненный зал, посмотреть, кто из односельчан пришел слушать горькую правду о его позоре, но не мог. Не хватало мужества. За десять лет работы бригадир Нефедов немало сделал для родного колхоза. Его ценили за труд, уважали за прямой и твердый характер. И вот он на открытом партийном собрании держит ответ перед народом за свой проступок.

Собрание открыл Сергей Петрович Гришин, коммунист с дореволюционным стажем. В прошлом первый председатель колхоза «Заря коммунизма», а теперь — освобожденный секретарь парткома.

— Скажите, товарищ Нефедов, за что вы ударили Кишкина? — после вступительного слова спросил председатель собрания.

— Какой он нам товарищ, гусь лапчатый ему товарищ, — неожиданно бросил реплику ветфельдшер Луганков.

В зале зашумели.

— Чуть было человека не убил, а его навеличивают товарищем, — не унимался Луганков. — Ишь, хитер, ордена нацепил, чтобы смягчили наказание. Не выйдет!

— А ты, Луганков, награды не тронь, не тобой даны, — строго сказал колхозный сторож дед Игнат.

— Разделал тебя Нефедов на районном совещании, так ты и мстишь ему за это. Так что ли, Луганков? — спросил Свиридов.

— Нефедов совершил преступление и должен понести суровое наказание, — с раздражением прокричал Луганков.

Нефедов молчал, опустив голову. В зале стояла до того гнетущая тишина, что Свиридов не вытерпел, крикнул:

— Да не выматывай душу, говори.

И все почему-то облегченно вздохнули. Послышались возгласы:

— Говори, Антон Васильевич.

Антон внимательно посмотрел в зал. Он знал всех, и все знали его.

— Товарищи, виноват… — чуть слышно прошептал Нефедов.

— Громче, громче говори! Ничего не слышно, — пронеслись по залу нетерпеливые голоса.

— Виноват, говорю, опозорился так, что хоть головой в омут. Ударил Кишкина сознательно, был в своем уме, все понимал. Оклеветал Семен хорошего человека, за это и стукнул его. Готов понести наказание.

Нефедов сел на скамью. Стал трепать новую кепку. Все смотрели на него. Первый нарушил молчание Гришин.

— Скажи, кого оклеветал Кишкин? Скрывать тут нечего, все свои.

Нефедов упорно молчал. В зале опять установилась гнетущая тишина.

«Сказать или не сказать? — мучился Свиридов в это время. — ведь слово дал Антону. Нехорошо получится…» Посмотрел на плотно сжатые губы Антона и решил промолчать.

— Говори, чего тянешь! — снова обратился к Антону Гришин.

Тот встал, посмотрел прямо в лицо ему и глухо, но твердо произнес:

— Я все сказал.

В зале прокатился гул негодования. Председатель с трудом успокоил людей.

— Ну, пеняй на себя! Пойми, никто не простит тебе такую хулиганскую выходку!