Живи, Донбасс!

Сам он сел на краешек сиденья «запорожца», Никита — на чурбачок у стены сарая. Неплохо было бы покурить, но последний год организм курево отвергал. Сидели просто так.

— Да, — сказал Никита, — а возьмите-ка водки. Как-то не совсем правильно — рыбак без водки.

— А есть?

Никита кивнул, встал и быстрым шагом направился к домику. Взять, что ли, его, подумал Иван Дмитриевич и тут же решил: не надо. Никита был слишком эмоционален, неуравновешен, с каждым успехом его внутреннее торжество росло, росла и вражда — и он мог просто не сдержать это в себе, чем погубил бы на проверке и их обоих, и по цепочке — ещё восьмерых. Дальше цепочка уходила за линию фронта и за границу…

На свой счёт Иван Дмитриевич был спокоен. С одной стороны — проверено, — он как никто умел играть запуганного интеллигента-пенсионера. С другой, даже если он где-то оступится, и его возьмут, он и первых допросов не переживёт. Это добавляло хладнокровия. С третьей стороны, он не испытывал вражды к этим дурным парням в камуфляже и с автоматами — он просто выполнял тяжёлую работу по ликвидации опасных предметов. Примерно как сапёр.

Никита вернулся, в руках у него была початая бутылка «Хортицы». Иван Дмитриевич положил её в пакет с помидорами и бутербродами.

— Это ты хорошо придумал, — сказал он. — Надо не забыть на будущее. Ну ладно…

Они обнялись, Иван Дмитриевич завёл мотор (чёртова тарахтелка), подождал, пока он прогреется (по идее не обязательно, но он всегда так делал — может, поэтому машинка и каталась уже полсотни лет), махнул Никите на прощание в открытое окошко — и тронулся. Сразу же пришлось включить тусклые желтоватые фары…

По прямой до места было сорок пять километров.

* * *

Серёжка проснулся от звука мотора. Казалось, прямо сквозь домик ломится трактор. По стене мазнуло пятно света, потом звук стал удаляться. Разъездились, гады, подумал Серёжка, повернулся на другой бок — раскладушка заскрипела — и попытался снова уснуть. Но почему-то не получалось. Болела голова и першило в горле. Ну вот, простыл, подумал он. Совсем же не холодно.

Он поворочался ещё какое-то время, потом встал и попил воды. Воду он накачал вечером из колодца. Сначала шла совсем ржавая, потом нормальная. Но всё равно сильно отдавала железом. Завтра надо придумать, как кипятить воду. В доме печки не было, была только за домом под навесом. Можно было бы разжечь её, но выходить совсем не хотелось. Нет, не так: выйти можно было, но ничего не хотелось делать. Вот совсем. Немного знобило.

Накинув старый, пахнущий плесенью пиджак, висевший у входа, Серёжка сел на крылечке. Было тепло и душно — и настолько тихо, что слышно было, лишь как шуршит в ушах кровь.

Огромные набрякшие звёзды смотрели на него сквозь сухие истончённые ветви.

* * *

Вороны спустились беззвучно, поэтому звуки их приземления на жестяной капот, на багажник на крыше, шаги, царапанья когтями, хлопанья крыльев для сохранения равновесия — всё это в первый миг было таким громким, что Иван Дмитриевич вздрогнул и машинально заозирался. Но никого, конечно, поблизости не было. Какой идиот будет бродить среди ночи в полумёртвом лесу?

Он похвалил птиц, погладил, скормил кулёк сырых креветок — якобы наживку. Креветок они очень любили и даже изобразили ссору за место в очереди. Сами же потом и посмеялись. Но Иван Дмитриевич чувствовал, что птицы нервничают. Им тут было не комфортно. Ему тоже.

— Ну что, мальчики, — сказал он наконец. — Займёмся делом?

Все согласно закивали, а Невермор попытался отдать крылом честь.

Иван Дмитриевич с трудом вытащил свёрток из тайника, развернул. Бомбы походили на ломы с маленькими лепестками оперения. Каждая в двух местах была обмотана полосками кожи — чтобы удобнее было держать в когтях.

Вороны пристально посмотрели на бомбы, переглянулись и отпустили какие-то нелестные замечания.

— Ладно, ладно, — сказал Иван Дмитриевич. — Всё проверено.

Он включил планшет, вывел карту, нашёл объект — в полутора километрах отсюда. Ввёл координаты в навигаторы воронов.

— Давайте по очереди, — сказал он. — Гром — первый.

Гром подлетел, вцепился когтями в бомбу, которую Иван Дмитриевич держал на вытянутых руках, забил крыльями и в свете фар с натугой пошёл сначала по прямой, набирая скорость, потом выше, выше, выше…

— Невермор, — сказал Иван Дмитриевич.

* * *

Когда все трое скрылись в темноте, Иван Дмитриевич скомкал тряпку, в которую были завёрнуты бомбы, чтобы выбросить её по дороге, завёл мотор и развернулся. Новая точка встречи была в десяти километрах. Там он снимет с воронов навигаторы и пустит их в свободный полет. Они ночь, а может и завтрашний день, порезвятся на воле, потом прилетят к Никите…

Сворачивая с колеи на грунтовку, он бросил взгляд на часы. Всё, отбомбились. Ничего не происходило. Но это не считается, прошлый раз взрываться начало через час. Пока разгорится, пока огонь дойдёт до снарядов.

А может, ошиблись ребята с этими бомбами. Сейчас бомбы казались ему совсем несерьёзными.

Против полуметра бетона… да ну… Но вроде как испытывали. Так Никите сказали — шьёт, мол, насквозь.