Живи и помни

Весна была в полном разгаре. Начало мая, как всегда, гораздо прохладнее, чем апрель. И уже совсем редки заморозки по ночам, а днем чувствовалось приближение лета. Иногда Семен с друзьями отправлялись кататься на лодках по Неве и проводили чудесные белые ночи, когда в полночь можно было читать книгу, настолько было светло. Семен скучает по Юшкову, ведь они дружат уже много лет. Схожесть взглядов, воспитания очень сближала, но он был рад счастью друга.

В последнее время он увлекся живописью и довольно часто ходил в Эрмитаж, изучая картины одну за другой.

Как-то раз Семен неожиданно столкнулся там с Ксенией Верц. Девушка была одна. Семен подошел поздороваться.

– Здравствуйте, Ксения, рад вас видеть. Вы тоже увлекаетесь живописью старых мастеров?

– Да нет, я не очень разбираюсь в ней, но хочу понять, разобраться, – ответила она, смущенная не меньше Семена. – У меня свободное время, вот и решила его использовать для живописи, тем более это рядом с моими курсами.

Молодой человек при тех двух встречах оставил положительный след в сердце девушки. И ей совсем не хотелось, чтобы Семен сейчас же ушел, его присутствие было ей приятно.

– Хотите, я буду вашим гидом? Я более-менее разбираюсь в живописи и с удовольствием поделюсь своим знанием с вами.

– О, я с удовольствием принимаю ваше предложение, – ответила Ксения, невольно покраснев, сама не зная, отчего.

Они медленно пошли по почти пустым гулким залам, переходя из одного в другой.

Проводив Ксению домой и пообещав появиться на ближайшем музыкальном вечере у Берц, Семен в отличном настроении вернулся домой. Давно после Таганрога он не чувствовал себя так свободно и легко в обществе женщин. Вернее, он их избегал, старался держаться на расстоянии. А сегодня эта неуютность прошла в обществе Ксении.

Вся русская жизнь – в семье, в отношении офицера к солдату, хозяина к работнику – была пронизана деспотизмом. Создался целый мир привычек и обычаев, нравственной трусости, выросшей на почве бесправия. Против них закон был бессилен. И лишь прочное общественное мнение, которое нанесло бы удар по этому корню зла, могло преобразить привычки и обычаи повседневной жизни. Иван Тургенев в своей повести «Отцы и дети» назвал его «нигилизм». И прежде всего «нигилизм» объявил войну лжекультурной жизни. Он признавал только один авторитет – разум.

Брак без любви нигилист отрицал. Передовые девушки предпочитали уйти из дома, остричь волосы, пойти учиться на любые курсы с целью добиться личной жизни, чем быть разнаряженной куклой в золоченой клетке, выходя замуж по расчету. Повсюду появлялись курсы и кружки самообразования, где изучали философию, экономику, медицину. В этих чтениях и спорах решался вопрос, который стоял перед молодежью: каким образом она может быть полезна народу? И молодые посвящали себя служению беднейшей части народа – врачами, учителями, фельдшерами.

И не было у них никаких мыслей о революции, о переустройстве общества. Они просто хотели обучать, лечить, помочь каким-либо способом вырваться из тьмы и нищеты. И в то же время – узнать у самого народа, каков же его идеал лучшей социальной жизни. Это получило название «народничество».

Тысячи девушек и молодых людей, оставив богатых родителей, шли в деревни заниматься учением и лечением крестьян.

Вот к таким самостоятельным личностям и относились сестры Берц. Они хотели просвещения, живя дома с матерью.

Где-то в середине июня, когда яркая, цветущая зелень цветов и деревьев заполняла город, Семен со своими друзьями отправился на предстоящий музыкальный вечер к Берц. Семену нравилась Ксения. Они уже несколько раз встречались вне дома. Эта не по возрасту развитая и самостоятельная девушка и притягивала его к себе, и в то же время отталкивала своим деловым и напористым характером.

Друзей встретили хозяйки дома. Было много молодежи. Представившись, молодые люди как-то сразу почувствовали себя свободно. Никто не обращал на них внимания, каждый находил для себя собеседника сам, по своему желанию. Семен подошел к компании, которая спорила о Тургеневе, о его только что вышедшей книге «Накануне». И вспомнил, как он сам читал эту книгу всю ночь напролет, не мог оторваться. И что Инсаров – болгарский патриот, поглощенный идеей освобождения своей родины, – произвел на него сильнейшее впечатление. Семену были понятны эти горячие споры, он сразу познакомился с молодым врачом, другом Софьи – Львом Михайловичем Ребенеком, который недавно получил диплом и теперь работал в городской клинике хирургом.

– Ну и как? Вы еще не разочаровались в служении Гиппократу, Лев Михайлович? – шутя, спросил Семен.

– Нет, конечно, что вы! Ведь я, прежде чем стать врачом, пять лет работал медбратом по ночам, а днем учился. Что такое хирургия, я знал не понаслышке. У меня батюшка врач, так что я не нарушаю традиций.

– Да, но ведь это занятие – не всегда приятное.

– Да разве в этом смысл? Ведь и вы как юрист не всегда разбираете только благоприятные дела?

– Да, тут вы абсолютно правы, далеко не всегда.