Живи, ирбис!

— За время вахты происшествий не было. Налетел дикий олень. Сшиб палатку. Сделал дыру. Имеются раненые. Рапорт сдал младший механик Власов. — И заметив ироническую улыбку на лице капитана, поспешно добавил: — Честное пионерское, Виталь Владимыч, всамделишный рыжий олень! С рогами. И хвостик маленький, как у зайца.

Установить истинность рапорта было нетрудно: влажная земля сохранила четкие отпечатки копыт. Труднее было вернуть ребят, убежавших по следам оленя. Горнисту приказали протрубить общий сбор. Разочарованные «следопыты» вернулись, но в палатках долги еще не умолкал галдеж. Особенно в наспех поставленной палатке девочек.

— Вы скоро уляжетесь? — кричала пионервожатая, бегая с одного конца лагеря на другой. — Придет еще ваш олень. Успеете им налюбоваться.

Встревоженная тетя Дуся, лагерная повариха, озабоченно семенила вокруг продуктовой палатки.

— Нет уж, пусть лучше не приходит! — причитала она. — Ведь это надо — буян какой! Да он весь лагерь начисто сметет. Ребятишек насмерть забодает!

Утренний гость в ее воображении разрастался в громадного зверя с налитыми кровью глазами и сучкастыми неохватными рогами. Долго еще, перебирая сухие фрукты для компота, тетя Дуся с опаской поглядывала в лесную чащу.

В тот же день олененка увидели с борта «Нахимовца». Когда, отваливая от носа пенные борозды, катер возвращался из учебного рейса, над судном зазвенел ликующий голос впередсмотрящего:

— Глядите! Впереди, прямо по курсу, — олень!

Все свободные от вахты высыпали на палубу. К биноклю тотчас выстроилась очередь. То, чего не замечали на берегу, отлично видели сейчас с моря. Осторожно переступая стройными ножками и вытянум длинную шею, олененок крадучись пробирался сквозь кусты к лагерю. Любопытство настойчиво тянуло его к людям.

Заметив приближающийся катер, малыш неспеша затрусил прочь.

Лина Кулагина, которой выпала очередь нести назавтра утреннюю вахту, еще с вечера припасла круто посоленный ломоть ржаного хлеба.

Утро выдалось прохладное, но погожее. Опоясанное фиолетовым облаком всплывало из моря багровое солнце. Края облака раскалились, будто березовые угли в костре. По морю простелилась слепяще-яркая дорожка от сплющенного солнечного диска до самого берега.

Лина прищурилась, отвела заслезившиеся глаза в сторону… и тотчас увидела виновника вчерашней суматохи.

Рядом с великаншей-елью олененок казался маленьким и изящным, как дорогая статуэтка. Позлащенный зарей, он стоял с откинутой головою, опершись тесно составленными копытцами на горбатый еловый корень, и неотрывно смотрел на человека.

— Какой же ты красавчик! — тихонько ахнула Лина. — Настоящий лесной принц… Ну, здравствуй, принц! Как спалось вашему высочеству?

Олененок повернулся бочком, чтобы в случае опасности удобней было умчаться в чащу. Выпуклые глаза его диковато блеснули.

— Не убегай! — попросила Лина. — Ружье я положу, чтобы ты не боялся. Смотри вот…

Она отступила под полотняный навес, где хранились свернутые паруса и весла, осторожно приставила к ним малокалиберку и вернулась.

— Теперь я безоружна, принц. У тебя же как-никак великолепные острые рожки. Давай знакомиться… Впрочем, погоди, я за гостинцем схожу.

Лина принесла ломоть хлеба и, протянув его перед собой, сделала несколько шагов к олененку. Тот отскочил подальше и выжидающе насторожился. Теперь, на фоне темно-зеленой чащи, в лучах яркой зари олененок казался искусно вырезанным из золотой фольги.

Лина остановилась.

— Ты не доверяешь мне, принц? Ну, подойди же, хороший, не бойся.

Выждав минуту, олененок и в самом деле потянулся к ней навстречу. По-прежнему протягивая перед собою хлеб, Лина чуточку приблизилась.

— На, возьми!

Маленький дикарь круто изогнул гибкую шею и с опаской переступил через поваленное дерево. Теперь между ними осталось не более пяти шагов. Лина положила хлеб на траву и медленно отступила.

Олененок смешным танцующим шагом обошел вокруг гостинца, долго обнюхивал его и наконец деликатно откусил кусочек.

— Кушай, красавчик, кушай! — потчевала Лина. Но чем-то вдруг потревоженный олененок вскинул голову и напружинился весь как бы для прыжка.

— Кого это ты там угощаешь? — послышалось у Лины за спиной.

Белокурая толстушка Люся Миловидова, лагерная «медсестричка», в накинутой на плечи шинели стояла возле палатки и потирала заспанные глаза.

— Батюшки! Олень! — простодушно удивилась Люся. И закричала пронзительно, на весь лес: — Ребята! Девочки! Сюда! Смотрите, ведь это же настоящий живой олень!

Испуганный олененок помчался прочь такими длинными затяжными прыжками, что со стороны казалось, будто ему гораздо легче взлетать в воздух, чем опускаться после каждого прыжка на землю. Люся ринулась за ним, обеими руками придерживая на груди распахнувшуюся шинель. С минуту было слышно, как яростно продирается она через кусты в погоне за легконогим олененком, потом все стихло.

— Вот ведь шальная! — сокрушалась Лина. — Сейчас бы приучила без нее. А теперь разве он придет?