Живи с молнией

– Мы даже не знаем, будет ли у нас прибор, – заметил Эрик.

– Будет, – сказал Траскер, – я отвечаю за это. Но давайте-ка спросим Фабермахера, что он думает о работе мисс Картер.

– Вам просто повезло, – сказал Фабермахер, просмотрев рукопись. – Должен сказать, что Картер очень великодушна, делая вам такой подарок. Чего доброго, вы еще прославитесь, потому что опыт может иметь решающее значение. – Он улыбнулся. – Почему она выбрала именно вас?

– Не меня, а Горина, – сказал Траскер. – Между прочим, – продолжал он, немного помолчав, – вы правы, Фабермахер. Эксперимент в самом деле может оказаться чрезвычайно интересным. – Он обернулся к Эрику. – Как вы думаете, не съездить ли вам в Чикаго, чтобы посоветоваться с ней.

Эрику безумно хотелось повидаться с Мэри. Не будь задуманного ею опыта, он все равно уцепился бы за любой предлог, чтобы поехать в Чикаго, лишь бы этот предлог не уронил его в собственных глазах.

А что если, подумал он, Мэри рассчитывает этим привлечь его к себе? С минуту он наслаждался этой лестной для себя мыслью, но затем здравый смысл все-таки взял верх. Мэри, очевидно, твердо уверена, что они с Траскером могут осуществить ее проект, только поэтому она и прислала его. Нет, он просто дурак: как можно подозревать Мэри в подобных намерениях!

Фабермахер и Траскер ожидали ответа.

– Надо подумать, – сказал Эрик. – Не знаю, смогу ли я бросить все и уехать.

– Почему же нет, – ответил Фабермахер. – Сколько времени займет поездка в Чикаго? Всего несколько часов. Я еду туда в пятницу, во второй половине дня. Давайте поедем вместе.

Эрик поглядел на него. Сабина говорила ему, что Фабермахер собирается ехать к Эдне, чтобы окончательно порвать с нею. Эрик почувствовал, что рядом с ним он сумеет держать себя в руках, и согласился ехать в Чикаго.

2

Они сняли один номер на двоих в отеле «Моррисон», так как это был единственный отель, знакомый Эрику. Проходя через вестибюль, он чувствовал себя постоянным клиентом. День подходил к концу, он условился с Мэри встретиться только завтра утром, но долгий вечер в чужом городе обещал неведомые радости, и Эрику казалось, будто где-то на отдаленных улицах шумит веселая праздничная толпа, которая с пением и факелами приближается к стенам отеля, и стоит только выйти наружу, чтобы тотчас же окунуться в это кипучее веселье.

Фабермахер позвонил Эдне по телефону и сообщил, где он остановился. После этого разговор стал односторонним и целиком сосредоточился на другом конце провода, а Фабермахер, с мучительно искаженным лицом, тщетно пытался перебить свою собеседницу. Наконец он сказал:

– Ну хорошо, если ты считаешь, что это твой долг, – приезжай! – и со злостью бросил трубку.

Через четверть часа, едва Эрик успел умыться, дверь шумно распахнулась, и в комнату твердым шагом вошла молодая женщина. На ней был костюм из плотной пушистой шерсти – ни на одной женщине в Кемберленде Эрик не видел таких простых, но дорогих вещей. На лице ее было такое выражение, словно она давно уже сдерживала слезы раздражения и гнева. Захлопнув за собой дверь, она сразу же обратилась к Фабермахеру:

– Ну, Хьюго, что еще за глупость ты придумал на этот раз?

– Это не глупость, – твердо возразил Фабермахер. От сдержанной злобы, сквозившей в их голосах, комната сразу показалась тесной. Видимо, это было застарелое чувство и, может быть, единственное, которое они оба разделяли. – Я не могу бросить университет!

Быстрый взгляд, который он метнул на Эрика, заставил Эдну обернуться. Она на секунду растерялась.

– Ты ведь помнишь Эрика Горина? – сказал Фабермахер, понизив тон и как бы устанавливая временное перемирие.

Эдна неожиданно улыбнулась и от этого снова стала совсем юной. Она стянула с головы берет и рассеянным жестом взбила рыжие кудри.

Затем она села на кровать, куда швырнула берет, и наступила неловкая пауза. Эдна исподлобья взглянула на Фабермахера, и Эрик заметил перемену в выражении ее лица. Ему стало неловко, потому что желание ее было так же настойчиво, как и ее голос. Оно струилось из ее глаз, словно Эрика тут и не существовало; только горькое озлобление против Фабермахера и сдерживало это желание. В этой комнате уже не было места третьему. Эрик почему-то почувствовал себя уязвленным. Он взял шляпу и направился к двери.

– Не знаю, как вы, а я умираю от голода, – сказал он. – Пойду поем.

– Подождите меня, – сказал ему вслед Фабермахер. Это звучало, как приказание. – Подождите в вестибюле. Всего несколько минут.

Эрик невольно оглянулся на Эдну; она не двинулась с места. Она не сводила с Фабермахера напряженного, пристального взгляда. Эрик понял, что она с нетерпением дожидается его ухода.

Эрик подошел к лифту. У него было такое ощущение, словно его с ног до головы опутало что-то липкое, и ему хотелось хорошенько отряхнуться. Кабина остановилась, он вошел в нее, не обратив внимания на откровенно любопытный взгляд, которым окинул его высокий, хорошо одетый человек. Из-под полей шляпы у него выбивались жесткие рыжие волосы, а когда он улыбался, рот его кривился, и на лице появлялась грустная гримаса, напоминавшая маску клоуна.