Живи в моих снах

Лисицына сбросила дремоту и опустилась на спинку кресла, посмотрев на Сивцова пустым взглядом. Она устала… Выдохлась от бессонных ночей и бессмысленных поисков, растеряла внимание и твердость, утратила способность радоваться.

— Васильевна, ты не рада? — непонимающе простонал Сивцов. — Все, поймали их! Поймали гадов! — скрестил он пальцы, изображая решетку. — Валя, ну ты что… — Сивцов посерьезнел, заметив сверкнувшие в темноте раннего утра слёзы в ее глазах.

— Поехали быстрее, — всхлипнула она, отвернувшись в окно. Сивцов резко надавил педаль газа и помчался по пустынным улицам.

«Поймали». Ради этого слова она живет и продолжает работать. «Поймали» — ее награда и наркотик, то, ради чего она встаёт по утрам, не видя красоты занимающегося утра или блеска рассыпанных в небе звёзд.

Поймали… Разве можно сравнить удовольствие от морского отпуска с радостью, которую она испытывает, услышав долгожданное «Поймали»? Теперь можно выдохнуть до следующего тревожного звонка: «Бригада, на выезд!».

Евгений упорно гнал старенькую «бэху» и нервно посмеивался. Остановить машину? Прижаться к обочине? Ни за что! Он вытер пот со лба и крепче сдавил кожаный руль чертовой развалюхи. За спиной гудели полицейские сирены, шипела рация, из которой лился требовательный голос молоденького лейтенанта. Впереди занимался рассвет, солнечные лучи окрасили молочно-белые облака в розовый цвет, делая их похожими на клубничный йогурт. Красивое утро без привычной серой осенней хмари… Лучший подарок Бога на последний день свободной жизни. Или просто жизни… Какая же эта Сибирь величественная: молочный пар стелется поверх покрытых изморозью полей, верхушки зелёных деревьев колют низкие, пуховые облака, подсвеченные рассветными лучами солнца. И как он раньше не замечал?

Истерический смех сотрясал Зверева. Слёзы лились из глаз, застилая видимость. Сумасшедшая гонка лишь отсрочка от заключения, короткий миг, в который он хочет надышаться свободой. Евгений резко прибавил скорость и оторвался от преследователей. Он лучший из Зверевых! Отец с гордостью называл его Евгений, повторяя, что с древнегреческого имя означает — «благородный, рождённый от знатного рода» и никому не позволял уродовать его уменьшительным Женя.

Евгений представлял, как опускается на колени перед могилой отца и брата, и кричит победоносный возглас: «Я отомстил!». В кошмарных снах он видел довольное лицо суки, обхитрившей его и увернувшейся от справедливой мести. Она стала наваждением… Ее показания в суде до сих пор звенели в ушах подобно железным кандалам. Лидия Моисеенко — кровник, неотмщенный враг, призрак, ускользающий из его рук. И она будет наказана! Он перебьёт всех ее близких, но доберётся до неё!

Рация кряхтела, ее шипение прерывалось голосом лейтенантика. Евгений открыл окно и закурил. Смаковал дорогую сигарету, жадно вдыхая густой и вкусный воздух, врывающийся в окно… Он хлестал по лицу, наполняя легкие последними, пьянящими минутами свободы.

Молодой голос лейтенанта утонул в звуках выстрелов. Евгений еле удержал руль, отбросив сигарету в окно. «Стреляют по покрышкам» — догадался он.

Мотор «бэхи» громко зарычал, выпуская чёрный дым, ухнул напоследок и заглох.

Теперь точно все… Руки Зверева задрожали от желания разбить ненадежную тачку к чертовой матери, ноздри нервно подрагивали от накрывшей его ярости. Машина резко наклонилась набок, теряя управление, и скатилась в глубокий овраг.

От удара головой о лобовое стекло заложило уши. Словно сквозь вату Евгений слышал топот шагов, собачий лай, звуки сирен.

— Зверев Евгений Петрович, вы обвиняетесь в убийстве двух человек, покушении на убийство… статья 105… — лопотал лейтенант.

Перед глазами Зверева вспыхнули оранжево-чёрные мушки, они затанцевали в хороводе и слились в огромное красное пятно. Лица преследователей и розовые пасти служебных овчарок превратились в монстра, выкрикивающего известные ему наизусть статьи и обвинения…

Сизый клубящийся дым постепенно рассеивался, и силуэты внутри него приобретали знакомые очертания: Зверев увидел строго смотрящее на него лицо Лиды. Ее заледеневший взор колол осуждением в самое сердце, а затем исчез, сменяясь синим и смеющимся взглядом брата Ильи.

— И-и-люха… — выдохнул Евгений и потерял сознание.

— Потапенко, везём его скорее в СИЗО! Подозреваемый в отключке, того гляди копыта по дороге отбросит! — взволнованно произнёс лейтенант Морозов. — Позвони Лисицыной, пусть врача на месте организуют!

Илюха… А потом отец… Зверев вынырнул из пучины безумных видений. Сознание возвращалось медленно, голова раскалывалась от ноющей боли, в глазах рябило. Слух различал голоса следователей, шипение рации, в ноздри ударили запахи сигаретного дыма, земли и пожухлой листвы. От быстрой езды Евгения покачивало. Он пошевелил затёкшими ногами и попытался подняться. Лейтенант Морозов, услышав шорохи, обернулся.

— Потапенко, прибавь газу. Подозреваемый пришёл в себя. — Он выдохнул с облегчением и расстегнул молнию куртки.