Живи, вкалывай, сдохни

Хотя Ярвин настаивал, что его работа над софтом не имеет ничего общего с напыщенной агитацией Молдбага, наблюдательные техобозреватели нашли в открытом исходном коде Urbit целую россыпь идеологических аллюзий. Скажем, в качестве символьной основы Urbit Ярвин использовал не латиницу, кириллицу или греческий, а некие «руны» в духе традиции фёлькише [123].

Следует сказать, публично Тиль никогда не поддерживал Ярвина или неореакционную программу. Но также и не осудил ее, когда была возможность. В 2014 году во время сессии вопросов-ответов на сайте Reddit пользователь ExistentialDread напрямую спросил Тиля: «Как вы относитесь к неореакции?» Тот виртуально подмигнул: «Какое-то внутреннее противоречие: раз вы реакционер, зачем приставка, нео“?» Экс-сотрудник Института сингулярности [124]. который финансировал Тиль, описал его после личного общения как «честного парня», который «противостоит мультикультурализму» и «имеет мужество поддерживать „дурацкие" идеи». И добавил: «Не удивлюсь, если он читает Молдбага. По крайней мере, они точно знакомы».

Я могу подтвердить: Тиль обсуждает с Ярвином политические вопросы. Узнав от нашего общего знакомого о моей работе над книгой, он передал это Ярвину, после чего тот поздравил меня по электронной почте. Я надеялся встретиться с ним за ланчем — по его же предложению, — но со временем оно исчезло в мутной дымовой завесе отмазок и оскорблений.

После того как в Baffler вышла моя статья о некоторых связях Тиля с неореакцией, он дал комментарий New York Times, назвав ее «лестной», но «полнейшей конспирологией». Едва ли он мог сказать что-нибудь более бесстыдное, учитывая его общеизвестную одержимость «мировым господством», да еще и после чистосердечных признаний в организации тщательно продуманного заговора для уничтожения вражеского издания Gawker. На мою просьбу о более подробном комментарии он не ответил. Позже, в 2017 году, BuzzFeed опубликовал переписку Ярвина, где тот рассказывает, как смотрел президентские выборы в гостях у Тиля, и называет себя политическим коучем венчурного миллиардера, которого превозносит как «полностью просвещенного» (мне неизвестно, разделяет ли Тиль его взгляды на Гитлера или рабство).

От заявлений Тиля определенно несло молдбаговским душком. Он был не только спонсором неореакционеров, но также источником интеллектуального вдохновения для них. Ник Лэнд назвал антидемократическую критику Тиля «ключевым катализатором Темного Просвещения», под которым неореакционеры понимали расцвет собственного движения.

В 2012 году Тиль прочел лекцию в Стэнфорде, изложив свои взгляды на божественные права исполнительных директоров Кремниевой долины. Номинально она касалась концепций исторического «мимесиса»[125] , принадлежавших его любимому профессору Философии — старику Рене Жирару. Но выла в ней и немалая доля неомонархизма:

Стартап в целом устроен как монархия. Конечно, мы его так не называем. Это звучало бы дико устаревшим. И все, что не демократия, доставляет людям дискомфорт. Наши взгляды смещены к демократически-республиканской стороне спектра… Но правда в том, что стартапы и основатели склоняются к диктаторской стороне, потому что такое устройство лучше для стартапов.

Мог ли диктаторский подход, по мнению Тиля, быть лучше и для всего общества? На лекции он этого не говорил (он сказал, что чистая диктатура — не лучшая структура компании, хоть и провозгласил техпредпринимателей наследниками мифических «богов-царей» наподобие Ромула). Несмотря на всю свою вспыльчивость, Тиль был опытен. Он знал, где провести черту в публичном выступлении. Знал, что обычные люди «испытывают дискомфорт», когда всесильные миллиардеры берутся рассуждать об устаревании представительного правления и «бездумном демосе», как он выразился в эссе 2009 года для либертарианского журнала Cato Unbound. В этом печально известном тексте Тиль осудил то, что ему казалось последствиями женского избирательного права, и заявил: «Я больше не верю, что свобода и демократия совместимы». Позже он смягчил позицию, но от своих тезисов не отказался. «Была уже глубокая ночь. Я по-быстрому дописал ее», — рассказал он блогеру Тайлеру Коуэну в интервью 2015 года. И все равно подчеркнул: «Если что-то написал, от этого уже никогда не отречься».