— Клянусь Юпитером и Юноной! Говори же, не терзай меня любопытством.
Женщина сделала глоток вина.
— Наш раб Петроний. Грек. Помнишь?
— Да, — ответил Кассий, набивая рот салатом. — Старик-педагог. А чем он привлёк твоё внимание, Лавиния?
— Хочу просить тебя о нём, господин, — ласковым голосом произнесла женщина. — Он стар и болен. Просьба моя к тебе такова: отпусти его на остров, что посреди Тибра, в храм Эскулапа.
Кассий перестал жевать и посмотрел на супругу.
— Но всякий раб, попадая в храм Эскулапа-целителя, становится свободным.
Лавиния улыбнулась.
— В этом и есть моя просьба, господин мой.
Задумавшись, патриций отпил из кубка.
— Ты поклялся Юпитером и Юноной… — вкрадчиво прошептала женщина.
Кассий вздохнул.
— Ну, будь по-твоему, — взмахнул рукой супруг. — Какое дело мне до дряхлого раба. За него на рынке не дадут и двадцати денариев. Пусть будет свободен. Хоть завтра.
На следующий день, вскоре после восхода солнца, Кассий собрал всю фамилию и всех рабов.
— Сегодня мы, Гай Флавий Кассий и Лавиния, оповещаем всех, что волей нашей, императора Рима Тита и по указу мудрейшего Божественного Клавдия даруем свободу нашему слуге Петронию из Сиракуз. Как свободный человек, наш бывший слуга решил направиться в храм Эскулапа. На то — его воля. Подойди к нам, Петроний.
Старик грек медленно подошёл к бывшим господам и встал на колени.
— Встань, Петроний из Сиракуз, — громко сказала госпожа Лавиния.
Старик медленно поднялся.
— В знак твоей свободы мы даруем тебе буллу. Это — знак твоего освобождения.
Хозяйка взяла в руки небольшой круглый бронзовый медальон на простой верёвке и надела его на шею Петрония.
— Теперь, о мудрый Петроний из Сиракуз, ты свободен. Завтра ты отправишься в храм Эскулапа. Кузнец Ферб сопроводит тебя.
Видевшие церемонию рабы громко захлопали в ладоши и огласили воздух радостными криками. Старик поклонился Кассию и Лавинии, а потом, повернувшись, радостно улыбнулся стоявшему в стороне другу Фербу. Кузнец взмахнул рукой в ответ…
Медленно, но верно работая вёслами, молодой кузнец Ферб направлял лодку к острову посреди реки Тибр, на котором высился величественным пантеоном храм бога-целителя. Вольноотпущенник Петроний сидел на корме, с грустью глядя на друга-дака, с которым ему предстояло вскоре проститься.
Когда лодка достигла острова, Ферб спрыгнул на берег и помог ступить на землю и старому Петронию. На шее грека висела бронзовая булла — медальон, означавший его свободу.
— Что же, — сказал тихо кузнец. — Пора проститься, мудрый Петроний.
Старый грек вздохнул.
— Искусный Ферб, — с грустью ответил Петроний, — радость моей свободы омрачает лишь расставание с тобою.
Друзья обнялись.
— Вряд ли господа позволят мне навещать тебя, — вздохнул кузнец. — Что останется мне от тебя, старец, кроме твоих историй и басен?..
— Друг мой Ферб, — улыбнулся грек. — В бывшем жилище моём найдёшь ты свитки с моими мыслями и сочинениями.
— Как? — удивлённо воскликнул Ферб. — Ты не взял свитки с собою? Мне известно, как ты ими дорожишь!
Старик коснулся плеча кузнеца.
— Я оставил пергаменты для тебя, мой друг, — тихо сказал Петроний. — Надеюсь, ты не разучился читать по-латыни?
— Я помню, друг мой! Но если господин узнает, что раб-варвар владеет грамотой и что ты меня ей обучил, он отсечёт голову мне и прикажет сделать то же с тобою! — рассмеялся Ферб. — И не посмотрит, что ты теперь свободен!
Грек-вольноотпущенник и раб-варвар, посмеявшись, обнялись в последний раз.
— Хочу сказать тебе, Петроний, — произнёс уверенно кузнец. — Я также намерен стать свободным. Я стану гладиатором. И обрету свою свободу в честном бою на арене.
— А если вместо свободы ты обретёшь смерть? — с грустью в голосе спросил старый грек.
— Значит, на то воля богов, — ответил Ферб. — Но то, что человек должен свершить сам, боги не сделают за него. Ты учил меня этому, так ведь?
Петроний улыбнулся.
— Ступай, Ферб из Дакии, — тихо сказал старец. — Я научил тебя всему, что мог. Далее судьба твоя в руках твоих. Прощай.
— Прощай, мудрый Петроний. Прощай навсегда.
Молодой раб сел в лодку и поплыл к другому берегу.
Проводив лодку кузнеца взглядом, Петроний вздохнул, коснулся морщинистой рукой медальона, повернулся и медленно направился к храму.
Книдий, молодой врачеватель при храме Эскулапа, вошёл в покои своего учителя Юлия.
— Разреши, учитель, задать тебе вопрос, — начал Книдий. — Я столкнулся с некоторым затруднением при беседе с больным по имени Петроний. Он прибыл сегодня в храм.
— Что затруднило тебя, Книдий? — спросил седовласый Юлий, сидя за большим столом и изучая какой-то пергамент.
— Этот старик мне показался, — с сомнением в голосе ответил ученик, — блаженным. Сумасшедшим.
Юлий оторвался от своего пергамента и посмотрел на молодого медика.
— Чем же этот старец вызвал у тебя такие подозрения?
— Утром я спросил его, что беспокоит его, — отвечал Книдий. — Он, однако, ответил мне с улыбкой, что у него всё хорошо. Потом попросил не беспокоить его. Мне показалось странным, учитель, что дряхлого старика не заботят никакие страдания тела…
Юлий встал и подошёл к ученику.