Живодерня

– Да, было и такое. Два года там провел, потом решил покинуть святую обитель. Не смог смириться. Монастырь требует истинного смирения души в молениях за души заблудшие. А в миру-то кто будет наставлять души заблудшие, а? Ибо не дремлет враг рода человеческого. Бесы поганые мучают людей! – Голос его из тихого и вкрадчивого вырос вдруг в могучий и мощный глас. Лицо его стало суровым, глаза блестели огнем. – Лютуют душепродавцы! Знают псы – будут гореть их души веки вечные в адском пламени. Мы призваны очистить от скверны тело всего мира! – Он поднялся во весь рост в своих длинных черных одеждах и осенил себя крестным знамением. – Горько лекарство, да неизбежно выздоровление. Каленым железом выжжем ересь поганую!..

Он опустился в кресло, взгляд его угас. Амвросий глядел на сидящих перед ним людей бесстрастными глазами.

– Слушай, Андрей, а как ошибки средневековья, а?

– Да, были ошибки, много безвинных пострадало, – признал Андрей. – Но мы теперь аккуратно к этому делу подходим, скрупулезно докапываемся, безвинных не пытаем. Сами небось знаете, сколько теперь экстрасенсов развелось – в любую газету ткни перстом… Тут нужно равновесие держать. Ежели перевесит черная колдовская сила, пойдет все в миру прахом. Волков, когда их много, отстреливают. Так и здесь… Да кроме того, скажу вам втайне: слуги дьявола под кладбищем живут – древние племена, – поклоняются они князю тьмы, которого называют Атхилоп, и приносят ему человеческие жертвы, дабы оживить мертвого его сына. В основном с ними, проклятыми, борьбу ведем. А экстрасенсы да колдуны – попутно. Ибо сказано в Писании: "И у вас будут лжеучители, которые введут пагубные ереси и отвергаясь искупившего их Господа, навлекут сами на себя скорую погибель".

– А с тем экстрасенсом что? – спросил Илья.

– Это с каким? – нахмурил брови Амвросий.

– Да вон с тем, что у вас вывихнутый и переломанный в темнице лежит.

– А-а-а. Этот-то помается пущай. Попужаем малость. Подпишет отречение от дел сатанинских, да выпустим. Мы его с экстрасенского шабаша выкрали. Ну, а коли опять в ересь впадет… Ну-у-у…

Амвросий развел руками, словно бы давая понять, что тогда он уже не властен.

– А как же он? В гипсе, что ли, уйдет?

– Да нет. Палачи у меня – ученые костоправы. Он человеку всякую косточку из сустава вывихнет, даже челюсть, а потом в пять минут все косточки на место вправит. Других таких костоправов не сыщешь. Ведь если б вы знали, что колдуны эти приводят в замешательство и смущение дух человеческий, наводят на людей сумасшествие… Приходится ночами дежурить у могил, особенно умерших младенцев. Отовсюду экстрасенсы да колдуны с лопатами набегают. Имя им легион! Вас мои воины за таких душепродавцев приняли.

– А где ты хлопцев таких лихих набрал? – спросил Сергей.

– Сами приходят. Из обиженных колдунами. Много таких по свету. Но придет час расплаты!..

– Слушай, Андрей… или тебя Амвросием лучше называть?

– Да ты как хочешь, командир, так и зови.

– Хорошо бы нам наедине словцом перекинуться.

Они вышли из пыточной камеры.

Не было их, наверное, минут двадцать. За это время Илья успел обойти все помещение и рассмотреть все пытательные машины в деталях, даже покрутил из интереса скрипучее колесо дыбы. Горбун так и не вставал со стула. Покинув стены больницы, он, кажется, успокоился и только бредил без умолку.

Сергей вернулся один.

– Сейчас к Карине поедем. Только у них тут правило строгое – отсюда с завязанными глазами выходят. Так что, Илья, сам понимаешь…

Им всем троим завязали глаза, бережно проводили по ступенькам вверх, потом вывели на воздух, посадили в машину, и через восемь минут автомобиль подъехал к тому месту, где в машине их ждала Карина.

Горбун, в руках инквизиторов ведший себя на удивление благоразумно, когда они приехали домой к Сергею, вновь оживился и заходил, и заходил… Вероятно, квартира Сергея напоминала психбольницу. Из комнаты в комнату он шнырял, не зная покоя. Карина, выслушав удивительный рассказ их спасения от рук инквизиторов, еще больше удивилась неугомонному нраву горбуна.

– Ну, дает. Ну, дает!.. – твердила она, не успевая следить за нырким человеком глазами. – Это ж уму непостижимо!

Но Илья знал, что непоседливость горбуна занимает постороннего человека только первое время, а потом он попросту не замечает снующего, словно бы его нет в помещении. И правда, через час Карина с Басурманом поглядывали на горбуна без интереса, а позже и вовсе перестали замечать. Горбун не приносил никаких хлопот. Он шнырял по квартире, не пытаясь выскочить в окно или выйти на лестницу, причем ходил аккуратно, ничего не задевая, ничего не роняя и не портя. Он даже ел на ходу.

Когда уселись ужинать, со стола вдруг начали исчезать продукты питания. Только что вот на углу стола лежал кусок хлеба, но стоило отвернуться, и его уже нет, так же и со всем остальным. Завладев ложкой, он умудрялся есть из тарелок всех обедающих, быстро-быстро, неуловимо для зрения, обходя стол. И складывалось впечатление, что горбун находится в другом измерении, вернее сказать, в другом физическом состоянии…