Живое дерево

За столом в белом полушубке и чёрных высоких чёсанках сидел старик Шупарский, угрюмо глядел в угол, где висела икона, и что-то говорил. Юра прислушался. Не слышно. Только какие-то бубнящие звуки долетали до него. Ничего подозрительного в прихожей, куда выходило окно, не замечалось. Старик замолчал, приподнялся, крякнув, подо шёл к окну и, вдруг резко повернувшись, как будто решившись на что-то отчаянно-смелое, заковылял в горницу, припадая на левую ногу. Юра так и прильнул к окну. Что же Шупарский делал в горнице? Что? Юра обежал дом и припал к окну в горнице, но разве увидишь чего-нибудь в чёрном занавешенном окне, к тому же в горнице свет не горел. Пришлось возвращаться к щёлке.

Старуха поставила на стол миску с огурцами, положив рядом с ней две большие очищенные луковицы, хлеб, поставила большую банку с солью.

Юру стал пронимать мороз. Не слушались руки, а рукавицы не взял, предусмотрительно положил их сушить, чтобы в лес на облаву идти с сухими рукавицами. Не думал он, что придётся лежать под окном и мёрзнуть. Терпи теперь, казак, атаманом будешь. А мороз полз за шиворот, вот уже плечам холодно, да и пальцы на ногах пощипывало. Юра захватил руками снегу и стал тереть ладошки.

Ну, скорее бы, что ли, всё узнать! Скорей! А то не побороть ему мороза, сидя в недвижности на ледяной соломе. Лёгкий, но острый ветерок дул в лицо. А такой ветерок хуже сильного. Юра не отрывался от окна, стал елозить на соломе, стараясь двигать руками, ногами.

Из горницы минут через десять появился старик, отщипнул от буханки на столе кусочек хлеба, зажевал и направился в коридор. Прежде чем Юра сообразил, что нужно бежать, раздался скрип шагов.

Старик, кашляя, отдуваясь и сопя носом, медленно протащился мимо. Юра приготовился бежать (ведь старику его не догнать), но что-то удерживало. Протяни руку — и вот он. Юра, лежит, замерев и не дыша, сжавшись в комочек, у самого окна. Только сердце у него глухо и торопливо стучало в груди. Умереть ему, чтобы он ещё раз пришёл сюда, под это проклятое окно. Пронеси, пронеси старика! «Чёт-чёт-пере-чёт…» Старик остановился в шаге от него, покряхтывая и шумно дыша, огляделся, прислушиваясь, и повернул обратно.

Юра радостно вздохнул. Пронесло. Нужно бежать, а то ненароком поймают его здесь и тогда пиши пропало! Но старушка поставила на стол три миски?! Юра был озадачен и не мог понять, почему он ждёт каких-то невероятных событий. Какие уж тут события? Вон вернулся в дом старик, снял полушубок и заковылял в горницу. Остановился в дверях и коротко сказал:

— Айда.

Юра прямо не мог поверить своим глазам и быстро-быстро заморгал, стряхивая иней с ресниц, мешавший смотреть, — в дверях появился маленький чернолицый мужик без уха, с сильными хваткими руками.

— Чужак! — воскликнул Юра и прикусил язык. У него заслезились глаза от радости, и он их постоянно вытирал, чтобы хорошо видеть. Нет, разбойничек, теперь не уйдёшь! Вот где ты прячешься, чужак!

Сомнений не было. Да провалиться ему на месте, если это не чужак. А Юра собирался уходить. Вот что значит действовать без тонкого расчёта, так бы никто и не узнал о пропавшем Шторме, о той великой тайне, которую скрывает старик Шупарский. Теперь не будут болтать, будто Юра оговорил Шупарского. Всё прояснится. Да отмёрзни у него сейчас руки и ноги, окоченей он совсем, всё равно он всё выследит и высмотрит.

На чужаке была большая, не по его росту, серая шерстяная кофта, горло обмотано шалью, на голове взъерошенные длинные, давно нечёсанные волосы, вообще мужик по прошествии времени сильно оброс. Но конечно, это тот самый чужак, который свернул шею гусю на котловане и потом исчез вместе со Штормом. Это он так осторожно пробирался тогда по тропинке и махал мёртвым гусем. Трижды тот самый человек.

Чужак о чём-то спросил Шупарского, сел на табурет, потирая забинтованную руку; быстрыми своими и острыми глазами окинул поданное на стол, и ноздри его жадно раздулись от запахов. Юра замер, стараясь услышать, что ему ответит старик.

Чужак снова глянул на старика, что-то ему проговорил сердито, и в ответ старик вскочил и, выбрасывая руки вперёд, отвечал так же сердито. Юра прильнул к окну, но ничего услышать не мог, лишь доносились обрывки слов. Ему так хотелось услышать разговор, что казалось, будто он слышит:

«Я спрятал коня в пещере, и его никто не найдёт, но нужно переждать время, потому что за мною следят, могут вызнать, где находится этот прекрасный конь».

Тут же Юра подумал, что никакой пещеры у них нет, так что разговора о пещере не могло быть. Но ему так хотелось услышать нечто подобное, что убедил себя, что именно такие слова он слышал.

Чужак похлебал щей, оглянулся на старуху, и его взгляд скользнул по окну. Юра пригнулся.

Шупарский приподнялся из-за стола и повёл головой, показывая племяннику на дверь. Они, одевшись, вышли в сени и там закурили.