Пистолет в ящике стола, и я осторожно обращаюсь с ним только в перчатках, которые удобно носить в кармане пальто. С океана поднялся ветер, и температура резко упала. В патроннике один снаряд и всего лишь мгновение сомнения, что он может предназначаться мне, но еще один взгляд на его изуродованное тело, и я понимаю, что это не так.
Спусковой механизм кажется легким, хотя даже в этом случае я не уверен, что в том состоянии, в котором он находится, он сможет найти достаточное давление, но я полагаю, что это его проблема, а не моя.
Я слышу выстрел, когда забираюсь в машину, и, думаю, все в порядке. Я не возвращаюсь. По дороге домой будет телефонная будка, и я смогу остановиться и выполнить свой анонимный гражданский долг. Я рискую, что последние десять миль намного превышают лимит. Я знаю, что Диана что-нибудь приготовит, может быть, даже что-нибудь, что мы сможем поесть в постели. и я не хочу заставлять ее ждать.
Ну, не дольше, чем она находит приятным.
Вот так все и закончилось, подумал он, четко и счастливо, без концов. Криво усмехнувшись, Резник закрыл книгу и потянулся, чтобы выключить свет.
Сорок восемь
Церковь была маленькой, и большинство скамеек было занято семьей и соседями Фарли, коллегами Питера Фарли по работе и несколькими представителями организаций, которых он регулярно снабжал.
После нескольких гимнов, тщательно подобранных, но случайно спетых, викарий с благочестивой живостью рассказал о преданности Петра как мужа и отца, его самоотверженности и самоотверженности как кормильца, об восхищении и уважении, с которыми он пользовался в общине.
Управляющий директор фирмы Фарли, оказавшийся японцем, кратко и на прекрасном английском с оксфордским акцентом заговорил о своем запоздалом образцовом сотруднике. Затем младшая дочь Фарли, одетая в длинное цветочное платье с широкой юбкой, спела «Куда пропали все цветы», аккомпанируя себе на гитаре.
Люди плакали.
Резник встал в очередь, чтобы схватить Сару за руку и поцеловать ее в щеку, выразить соболезнование ее детям, неловко растянувшимся рядом с ней.
"Вы вернетесь в дом после этого?" Он посмотрел в ее покрасневшие глаза и согласился.
Когда Резник прибыл, их было едва ли больше дюжины: ближайшие родственники и викарий, обменивавшиеся благочестием с матерью Питера, которая имела счастье быть глубоко глухой.
Резник съел несколько скудных бутербродов, сделав их более вкусными, взяв отдельные треугольники языка и сыра и сжав их вместе. Он бессвязно болтал с сыном Питера и Сары, который отвечал монотонно и не мог дождаться, чтобы уйти.
«Я не знаю, почему она так грустит», — выплюнула старшая дочь Резнику, взглянув туда, где стояла ее мать.
— Не то чтобы она его любила.
Услышав это, ее младшая сестра расплакалась.
Как только он заметил, что люди начинают ускользать, Резник удалился на кухню и, засучив рукава, стал ставить и мыть стаканы, чашки и тарелки. Сын занял квартиру матери, чтобы отвезти бабушку и дедушку на станцию, и две сестры, помирившись, пошли гулять.
— Спасибо, что остался, Чарли, — сказала Сара, провожая последнего посетителя.
— И за все это.
— Ничего. Рад быть полезным.
— Ну, это мило с твоей стороны. А теперь мне нужно выпить. Ты?
"Нет, спасибо."
Вождение? "
"Верно."
Сара улыбнулась, впервые за весь день он увидел.
"Ты всегда был таким, Чарли. Я помню. Осторожным до такой степени, что становился почти скучным. Теперь Бену было все равно. все."
— Сара, — сказал Резник резче, чем, возможно, намеревался.
Какие? "
— Прекрати. Ради бога. Он вытер пену и воду с рук кухонным полотенцем и бросил его на прилавок рядом с раковиной.
«Чарли. Прости, я не понимаю. Я только…»
«Я знаю, что ты делал. Снова и снова вспоминал о Бене, притворялся, что мы вечно делаем что-то вместе, одно большое счастливое трио».
— Элейн тоже…
«Сара, если не считать того времени на озере, я сомневаюсь, что мы провели вместе больше пары десятков часов, в общем».
«Чарли, я не знаю, это правда? Это точно не то, что я помню. Я… О, Чарли, я просто продолжаю думать о нем, вот и все. Сегодня весь день, когда я должен был думать о Питере...»
— У тебя был шанс выйти за него замуж, и ты отказала ему.
— И я сделал ошибку.
"Мне жаль."
«Боже, Чарли, я ошибалась. Ты уже не тот, что раньше. Ты изменился. Ты стал жестким, злым».
«Может быть, я должен быть таким».
Она отпила немного своего хереса, почти не ощущая его вкуса, затем поставила стакан обратно.
"Сделать это?"
"Да."
Она вошла в гостиную, и он последовал за ней; французские окна в сад были оставлены открытыми, и дул ветерок. Рыже-черный кот, которого Резник раньше не замечал, свернулся калачиком на одном из кресел.
"Твой?"
Она покачала головой.
«По соседству».
На мгновение слова застряли у Резника в горле.
— Ты использовал его машину, не так ли? он сказал.
Сара оглянулась на него.
— Да, — сказала она. Она казалась уже меньше, как будто она немного уменьшилась в своем элегантном костюме. Ее зеленые глаза перестали светиться.